— Стоять! — вдруг гаркнул Дмитрий. — Отставить! — он передернул затвором.
Если бы сейчас на пилораму ворвался неприятельский батальон или влетел артиллерийский снаряд, то это не так бы удивило Евгения и Ивана, как слова их армейского товарища. На несколько секунд они, оглушенные, застыли, приросли к деревянному полу.
— Димон, ты чего? — опомнился после замешательства Зайцев. — Мы все правильно делаем, казним изменника, мстим за смерть нашего лейтенанта. Это он, гадина, снайпером оказался, — Евгений кивнул в угол, где лежала снайперская винтовка.
— Неважно. То, что вы делаете, называется по-другому, — сурово отозвался Дмитрий, демонстративно направив дуло на Зайцева. — Этого не будет. Не сегодня. Не сейчас.
— Дима, опомнись, — мягко вмешался Иван, голос его дрожал. — Мы делаем нашу работу, мы давали присягу…
— Видимо, мы читали разные тексты присяги на плацу, — оборвал Дмитрий Ивана. — В моей не упоминалось, что я должен быть живодером.
— Ты что-то попутал, дружище, — Зайцев начал злиться, ища взглядом свое оружие. — Мы на войне! У нас приказ захватить и уничтожить цель! Нашего командира убила эта мразь! Включи голову!
— Наш лейтенант погиб в бою, — возразил Дмитрий, четко и медленно выговаривая каждое слово. Сжимающие цевье автомата, пальцы хрустнули. — Мы выполнили приказ и должны сдать оставшегося врага капитану, а не устраивать тут филиал чикагской бойни.
— Хочешь сказать, что мы мясники, а ты интеллигент-вегетарианец? — насупился Иван, тряхнул головой и решительно протянул руку к пульту.
— Ваня, нажмешь кнопку — не услышишь больше призыва муэдзина к пятничной молитве, а ребенок лишится отца, — в подтверждение слов Дмитрий с плеча прицелился в Ивана и скомандовал: — Назад!
Иван и Евгений, ошеломленные, отступили со своих позиций на шаг назад. Никто не предвидел подобной развязки. И все из-за паршивого куска мяса, мерзкого предателя, который и так скоро концы отдаст. Неужели он стоит того, чтобы в секунду потерять армейских друзей? Вместе они прошагали сотни километров по тончайшей, как леска, грани между жизнью и смертью. Война, как любая экстремальная ситуация, обнажает сущность, смывает радужную пленку той беззаботной непосредственности «гражданского бытия», когда вокруг все сияет и цветет, не подозревая, что где-то недалеко рушатся вниз многотонные гранатовые водопады.
Дмитрий, по привычке контролировал все точки, откуда могла грозить опасность. Евгений, Иван, вражеский старлей, распятый на вагонетках, — все они были в фокусе, и сейчас он всецело доверял только своему указательному пальцу на спусковом крючке. Любое движение грозило спровоцировать неизбежное наказание. До всех уже дошло, что Дмитрий не шутит и не промахнется.
— Диман, ты хорошо подумал? — вдруг вкрадчиво произнес Евгений, снова бросив быстрый взгляд на свой автомат, безалаберно оставленный без присмотра у главной двери. — Ты своих товарищей предаешь сейчас. Разве ты не понимаешь? Опомнись!
— Я тебе уже все сказал, пилорамщик ты хренов, — отчеканил Дмитрий, продолжая держать автомат наизготовку. — Не позволю!
Внезапно, Дмитрию показалось, что старлей, с трудом повернув черное лицо, как-то по-особенному посмотрел на него заплывшими глазами. Даже при свете тусклых ламп накаливания он разглядел немой четкий сигнал. В разрез бытующему мнению, на войне многие становились более восприимчивыми, зачастую понимающими призыв к действию без лишних слов. Слой манерных условностей стирался понятным и жестким языком суровой действительности, где доверие было главным ингредиентом для успеха. Дмитрий ценил и часто с благодарностью вспоминал бескорыстные поступки товарищей, благодаря которым оставался в живых.
Со стороны вагонеток, из каждой клетки угасающего тела явственно доносилась просьба, даже мольба. Ее мог не понять любой, но только не солдат, за годы войны познавший горечь утрат, балансирование между победой любой ценой и милосердием, ответственность за собственные решения и поступки. Дмитрию оставалось исполнить последнее желание поверженного врага. Как же все-таки трудно решиться на шаг в пустоту непроглядного неба, даже, если знаешь, что за спиной парашют!
Сердце, надрываясь, отстукивало нервную барабанную дробь. Воздух плотным комком застыл в гортани, голову заполонил белесый туман, тело била дрожь. Дмитрий расшифровал послание и приготовился. Иван и Евгений, почувствовав состояние товарища, сжались от ужаса, приготовившись к худшему. Мысленно попросив прощения, Дмитрий нажал на курок. Привычный для всех звук короткой автоматной очереди взорвал едкую тишину пилорамы. Глаза старлея застыли, и Дмитрию показалось, что в их предсмертном блике на миг мелькнула благодарность.
III
— Дядя Дима, что с тобой?! — Дмитрий вздрогнул от того, что его кто-то тряс за плечо.