Грани пустоты

– Бомба, рванувшая в Седьмом, привела к нам еще пятнадцать путников. Они очнулись впервые уже в этом мире. И пришли к нам, чтобы остановить следующую бомбу. Кая… – Ворс рухнул в кресло, будто силы резко покинули его, но тихий голос был по-прежнему тверд. – А сколько еще людей очнулось после взрыва? Просто они не рискнули откликнуться на наш зов.

Кая подошла к нему и молча замерла рядом, не отрывая испуганного, но решительного взгляда.

– В том мире, где я впервые встретил Костю, пустота спровоцировала войну. Но когда полетели бомбы, ее граница перестала расширяться. Жаль, что ту бойню уже никто не смог остановить…

Окончательно выбившись из сил, на диване засопел Дайс. Кая опустилась на подлокотник кресла и крепко обняла Ворса за шею. Он сжал ее руку обеими ладонями и устало закрыл глаза. С каждым днем мир вокруг все больше напоминал кошмар, снова и снова. Кошмар, от которого нет спасения, нет выхода, а все решения – ужасающи и бесчеловечны.

– Боль может остановить пустоту. Потому что боль живая… – Он так не хотел произносить очевидное вслух, но слова сами вырвались наружу, словно желая быть произнесенными.

– Мы остановим эту войну. Мы найдем другой выход, – сказала Кая.

И Ворс молча кивнул. Если спасения нет, то он сам станет спасением.

* * *

Их комната была на третьем этаже, с огромным панорамным окном во всю стену. И утро встретило Ворса оранжевым светом тяжелых туч над городом. Краски заливали всю комнату, улицу за окном, город. Весь Второй Оплот был укрыт этими облаками как предвестниками перемен или скорого конца.

Николай рассказывал, что оранжевые небеса были проклятьем этого мира с того момента, когда пришла пустота. Они не менялись ни днем ни ночью, и даже когда внизу не осталось людей и электричество перестало пульсировать в проводах, питая города светом, – ничего не изменилось. Только оранжевые, медленно разлагающиеся улицы – все, что видел этот мир на протяжении столетий.

Пока жизнь не вернулась сюда снова. Днем, когда не шел дождь, небо расчищалось, являя новоприбывшим людям и солнце, и мягкий голубой свет, что так приятен взгляду. Ночью порой мелькали звезды. Пока их было мало, но с каждым днем на небосклоне зажигались еще несколько. Будто вместе с миром возрождалась вся Вселенная вокруг него.

Но уже второй день – вновь только оранжевый свет. Что-то снова шло не так, и Ворс не позволял себе об этом думать.

Он умылся, накинул свободную рубашку и спустился в гостиную. Там вовсю кипела жизнь. На общей кухне пахло тостами, жареными яйцами и кофе, звучала тихая музыка и громкие разговоры перемежались смехом. Даже в самые тяжелые времена люди еще могли смеяться – и это вселяло надежду.

Ворсу до сих пор не верилось, что все они пришли к нему. Откликнулись на его зов, проснулись – настоящие, живые, как и он сам. Что вокруг – друзья, а не очередной сон. Что их так много – уже больше сотни человек! И что они готовы последовать за ним без страха и сомнений.

Путники… Они стекались в этот дом с нескольких Оплотов всю последнюю неделю. Усталые, но готовые к битве. Очнувшиеся месяц или несколько жизней назад, они не боялись еще одной смерти, но считать такое существование жизнью никто не хотел.

Будто все вместе они зависли между небом и землей в поисках своей гравитации.

Многих из них он видел впервые, но встречались и знакомые лица. Друзья или враги в прошлом – теперь не имело значения.

Первыми появились капитан и несколько человек из команды «Галактики», с которыми дружил Ворс в те счастливые безмятежные времена, – и целый вечер они пили, пытаясь рассказать Кае, каково это – смотреть на Солнце. Но объяснить словами никак не выходило.

Потом пришел странный паренек по имени Джон. Его глаза казались слишком старыми на таком юном лице, но боги, как же он играл на гитаре! Его узнала Кая, и целый час они общались вдвоем, запершись на чердаке. Когда она вновь спустилась в общую гостиную, Ворс заметил, насколько Кая была бледна. Сам Джон только пожал плечами и улыбнулся – и эта улыбка, показавшаяся в первый момент совершенно пустой, вдруг потеплела.

Пришло несколько человек из Отдела, в котором работала Кая, – в том мире, где небоскребы затмили Солнце. Они казались нелюдимыми, чаще молчали, но даже их отчуждение смогла растопить музыка Джона. И лишь один из них, Нолан, с которым очень тепло поздоровалась Кая, грустно смотрел ей в спину каждый раз, когда она не видела. Ворс прекрасно его понимал, но ничем не мог помочь. Пройти столько миров, чтобы вновь найти ее, – ему ли не знать, как это тяжело. И в стократ тяжелее понимать, что сердце Каи отдано другому… Но Нолан стойко перенес эту новость и все же остался с ними.

Джон играл почти каждый вечер, и казалось, что вся боль прожитых миров лилась из его гитары. А потом Дайс вскрывал бар, и редко кто уходил спать по прямой. Тогда же Ворс впервые услышал, как путники смеются. А потом и сам не смог сдержать улыбки.

В один из последних дней посреди ночи к ним в дом постучал Эрик. Ворс сам открыл дверь и тут же отшатнулся, по инерции заняв оборонительную стойку.