Грани пустоты

Нолан сжал руку Каи в каком-то неосознанном порыве. Они должны были увидеть небожителей, глупо объясниться и посветить жетонами Отдела. Придумать несуразную сказку о цели своего визита. Помечтать, что больше ни один безопасник не достанет подобного ключа. И что-то выяснить.

Плевать. Они впервые увидят солнце, а что там хотел серийный Выключатель или баг системы – будет вторично. Солнце…

Когда дверь сверкающего лифта начала закрываться, чтобы унести их наверх, Нолан даже улыбнулся. И сжал руку сильнее, так, что побелели костяшки пальцев.

И все было настолько странно, бешено, непривычно, что даже почти хорошо.

Пока чужая рука не остановила двери, не дав им сойтись последние сантиметры.

– Собрались отдохнуть? – неприятный голос резанул по ушам не хуже гимна.

Кост. Его приветливая улыбка превратилась в гадкий оскал. Оскал победителя.

– Меня забыли на праздник прихватить.

Лифт снова раскрыл двери и замер на первом этаже.

– Проваливай, – процедил Нолан. Но как-то слишком глупо, растерянно. С затаенной годами обидой за отобранную в детстве игрушку. Кост лишь рассмеялся в ответ.

– Ты как всегда. Пытаешься скрыть от меня тайну в картонном домике. Но твоего скудного умишки не хватает на такой подвиг.

Его своры сусликов не было рядом. Конечно, когда Кост хотел, он был самым быстрым и сильным. И штатное оружие больше не скрывалось в кобуре под форменным черным пиджаком.

– Что ты здесь забыл?

– Маячок, мой недалекий брат. Отключены камеры, но не маячок. – Он кивнул на браслет Нолана.

Кост шагнул в лифт как к себе домой.

И Нолан ударил. Четко, без размаха, сразу в челюсть. Удар, которого он ждал годами за ту сломанную игрушку. Или за эту сломанную жизнь.

Выстрел огрел по ушам в небольшом хромированном помещении лифта.

Кая сама не поняла, в какой момент рефлексы откликнулись на сигнал. Ее оружие тоже взмыло в воздух и пальнуло в ответ. Потом нога вытолкнула прочь стонущее тело с удивленными глазами.

И вот они уже едут вверх. На лифте горит непривычная кнопка – двухсотый этаж. Дерзкая кнопка и сломанная жизнь внизу, куда больше не будет возврата. Покушение на следователя со сто тридцатого этажа карается мгновенной смертью, даже если она стреляла в плечо.

– Спасибо, – слабо выдохнул Нолан. Он осел по стене, и Кая сжала слабеющую руку. – Лучше так, чем иначе…

Из его рта вырвалась струйка крови, потонув в обильной пене, которая мешала говорить дальше.

Кост целил не в плечо. Ему уже приходилось стрелять в людей, и он точно знал, куда бить. И никогда не сожалел. Сто тридцатый этаж лишает сожалений.

– Кая, я…

Лифт зазвенел и остановился. Двери распахнулись, а Нолан так и не успел договорить. Кая хотела дернуть его за руку, хоть долбаный метр протащить ближе к его мечте, к ее мечте… Но бесчувственная ладонь больше не сжимала ее в ответ, а тело стало тяжелым и неподатливым. Напарник больше не дышал.

На негнущихся ногах Кая вышла из лифта на двухсотом этаже. На самой вершине горы. Двери за спиной закрылись, оставляя ее совершенно одну.

Солнце, которого ей еще никогда не доводилось видеть, было так близко! Протяни руку, толкни дверь, подставь лицо лучам. Рука, в которой только что была ладонь Нолана, болезненно заныла. Это чувство отдалось внутри, и все нутро сковало слоем льда.

Она толкнула дверь, почти бегом преодолела залитый светом холл, потом комнату с закрытыми пластиком окнами, на которых висел такой же экран, как у нее в блоке. И лестница с люком, ведущим на крышу.

На люке висел замок, но это не было преградой. Тем же штатным оружием, что только минуту назад впилось в Коста, Кая прострелила его. Замок мерзко запищал, но поддался. Будь тут камеры, она бы уже слышала звуки приближающихся безопасников, видела свое лицо в ориентировке… Но камер не было. Она просто толкнула люк.

Вышла на крышу. Подняла голову вверх. И застыла.

В таком положении она стояла минуты или часы, не в силах отвести глаз, опустить голову. Шея давно затекла, но Кая стояла.

А прямо над ней…

Солнца не было.

На Каю смотрел город. Все тот же проклятый город, что и под ней, только кверху ногами. Огромные небоскребы с открытыми пентхаусами на вершинах. И ее собственное недоуменное лицо, не смеющее отвести взгляда.

Огромное зеркало вместо неба. Солнце – иллюзия, очередная ложь с экранов. Высший смысл – вранье. А вот муравейник, который она могла окинуть взглядом, – единственная истина. В нем нет незаменимых и уникальных.

В огромном зеркале она видела такое же удивленное лицо, застывшее на соседней крыше. И еще на одной.

Такие же люди, как она, стремящиеся вверх, поражались жестокой правде.

Она испуганно оглядела все крыши, которые ей были видны, – с десяток людей застыли в том же безмолвном ужасе. Каждый шел к своей вершине, не заботясь об окружающих. По головам и чужим жизням ради спасительного солнечного глотка, который может придать смысл этой борьбе.

И теперь они все смотрели на огромное зеркало своих стремлений. На результат бессмысленной победы над другими муравьями. На свое одиночество.

Одиночество – это пустота. Ради такого не стоит бороться.