Россия по своей природе – унитарное государство, сомнений нет. Но рассуждения о «жестком централизме» русской государственности являются неким штампом, которым ХХ век снабдил память о самодержавной монархии. В действительности централизм Российской Империи сочетался с широкой автономией. Присоединенные территории не предполагали колониального гнета, который всегда сопровождал заморские завоевания европейских держав. Напротив, Империя вкладывалась в инородческие провинции, а также предоставляла им возможность, опираясь на высокую русскую культуру, подняться до высот, которые провинциальным народам ранее были неведомы. Местная знать неизменно получала привилегии российского дворянства.
Отдаленные и слабозаселенные территории управлялись генерал-губернаторами, что соответствовало не столько централизму, сколько административной автономии: генералгубернатор был для своей губернии или края то же, что Государь для Империи. Этот централизм был обусловлен слабостью местных общин, а также опасностью захвата слабозаселенных территорий соседствующими странами. В землях Центральной России имелось широкое самоуправление, которое становилось всё более прочным и деятельным в течение всего периода Империи. Польша, Финляндия, Грузия имели широчайшую национальную автономию. Разделение Польши на губернии Западного края было обусловлено исключительно задачами усмирения антирусских восстаний, память о которых не могла быть забыта.
Ротация кадров, которые обеспечивали имперское управление, не может считаться слабостью. Напротив, Империя обучала свои управленческие кадры работе по одному закону всюду – как и положено суверенному государству. При этом местные обычаи и самоуправление не затрагивались, если они не входили в противоречие с интересами Империи. Так или иначе, инородческая крамола должна была подавляться, а дикие обычаи изживаться. Большевики, использовав против Империи крамолу и дикость, потом всё равно перешли к подавлению того и другого – любая власть, если она не хочет покончить самоубийством, занимается этим.
С приветствием от 1‐го Всероссийского съезда профсоюзов –
Большевистская политика с самого момента октябрьского переворота предполагала уступки сепаратизму на западе страны и подавление его на востоке. Признание суверенитета Польши и Финляндии было решением самозванцев, но сепаратисты им тут же воспользовались – пока ещё некому было признать большевиков преступниками, а все их решения – ничтожными. Потом, правда, ленинцы пытались через Польшу пробиться к немецкому пролетариату, заслав в Германию массу провокаторов и ожидая успешных восстаний. Но к тому моменту поляки успели консолидироваться и получить военную поддержку из-за рубежа. Прорыв не состоялся, а в Тухоли десятки тысяч плененных красноармейцев были заморены голодом.
Уступку сепаратистам большевики сделали в отношении Украины, но там возникли конкурирующие центры: Рада и Советы, не считая анархистских группировок. Разумеется, большевики сразу же поддержали Советы и ввязались в войну – одновременно и с немецкими оккупантами, и с войсками Рады. Поскольку Украина уже считалась «отрезанным ломтем», на Съезде приветствие от Советов Украины значилось как свидетельство международной поддержки. Украинских большевиков представлял