Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Вербо рассудил, что в полку действовала целая шайка. Чтобы возбудить ненависть, солдатам сказали, что сам Вербо – переодетый офицер, а Соколов – помещик, у которого оратор-провокатор, якобы, был рабочим. Оказалось, что полк находился под воздействием пропаганды, публикуемой в газете «Правда». Большевикам с трибуны Съезда говорили: «вот ваши воспитанники». Неожиданно за большевиков вступился Виленкин (169): «Большевиков в этом деле нет. Это вопрос об отношении к хулиганам». Скорее всего, это было сказано для того, чтобы большевики тоже проголосовали за резолюцию. Ещё один оратор, чье имя в стенограмме не зафиксировано, сказал, что большевикам такие обвинения бросать нельзя, «потому что социалисты знают, как большевики и меньшевики сидели рядом на каторге», и «не разучились понимать друг друга». Также Саакьян

(91) объявил: «Идеологию большевизма нельзя смешивать с идеологией этих хулиганов». Очень скоро подобные защитники в массовом порядке будут истребляться большевиками, невзирая на воспоминания о совместной каторге. В начале гражданской войны расстрелян Виленкин, во время Большого террора – Саакьян

.

Съездом было принято заявление с требованием расформировать полк. К этому требованию присоединился даже Крыленко (95). Хотя и сказал, что все объясняется политикой Временного правительство. Генерал Брусилов исполнил требование Съезда Советов. Но тысячи подобных случаев не получали огласки – пропаганда большевиков продолжала действовать, разрушать единство армии и разлагать армейские части.

Экономика

При обсуждении экономического положения страны Церетели (99) всё валил на «старый режим», при котором ни разрухи, ни продовольственных карточек, введенных Временным правительством в апреле 1917 г., не было. Данный вопрос оратору был знаком весьма поверхностно. Так, он объявил, что доход бюджета не превышает половины суммы расходов, которая составляет 16 миллиардов рублей. В дальнейшем, министры, которым были известны более близкие к реальности данные, привели иные цифры. Тем не менее Церетали был прав в другом: «никакая финансовая реформа, никакое коренное преобразование не может избавить население от необходимости напрячь все силы». Оставался вопрос: как и кому в условиях войны необходимо напрячь силы и каким образом побудить его к такому напряжения. Так, расчет на то, что напрячься должны крестьяне, явно не оправдался. К тому времени уже было понятно, что принудить крестьянина сдавать хлеб по твердым (низким) ценам и обеспечивать продовольственные карточки, невозможно. Иначе придется вернуться к «старому режиму» – Церетели это признал.

Заблуждение Церетели состояло в том, что для регулирования народного хозяйства надо принимать во внимание позиции «организованных групп» – то есть партий, профсоюзов, местных Советов и так далее. У него и в мыслях не было, что экономика может самонастраиваться в зависимости от того, какие законы принимаются. Все «левые», собравшиеся в Советах, уповали только на прямое регулирование, исключая собственно экономические методы. Взамен предлагалось «радикальное демократическое решение». Это означало максимальное налогообложение с условием, что оно не уничтожает источник налогов. На практике это означало именно уничтожение. Доходы предприятий предполагалось изымать примерно так же, как обобществленный (объявленный государственным достоянием) хлеб.

Вопрос о земле требовал спешного решения – в том числе и по причине угрозы голода. Но Временное правительство, как сказал Церетели, занято только подготовкой этого вопроса к созыву Учредительного собрания. То есть землю крестьянин в ближайшее время не должен был получить. Отчасти это можно объяснить тем, что раздача земли сразу ставила вопрос о состоянии армии – дезертирство, которое и без того было массовым, грозило в этом случае стать неостановимым и полностью разрушить фронт. Что и случилось позднее – при большевиках.

За пару месяцев, конечно же, невозможно провести коренных преобразований в экономике и финансах. Но хотя бы надо знать, что это за преобразования. Церетели не знал.

Другой министр, Скобелев (100) отвечал Ленину на предложение арестовать 50–100 капиталистов и выбить из них тайну их прибылей на военных заказах. Аресты Скобелева не страшат: «Мы решительно употребляли это оружие в первые дни революции и арестовывали собственными руками слуг старого режима, врагов революции». Но «отчетность промышленных предприятий может быть произведена и без тюремщика». Если же арестовывать, то что же дальше? «Что же предлагается поставить на место капиталистического производства?» Сразу в социализм? Скобелев напоминает, что по книгам прежнего Ленина Россия к замене капиталистического производства социалистическим ещё не созрела. «Очевидно, предлагается не социалистическое производство, а что-то другое с капиталистами на принудительных началах».