Гражданин Галактики

Онемев от шока, я чувствовал смерть внутри себя. Я только что видел «самого себя» мертвым, только что снова пережил смерть отца. Теперь мне стало понятно, почему так редко удается спасти одного из сиамских близнецов, если погибает другой. Я был опустошен.

Не знаю, как долго это продолжалось. Вдруг позади послышался голос Клифтона:

— Шеф?

Я резко повернулся и взволнованно сказал:

— Родж, пожалуйста, не зовите меня так больше.

— Шеф, — продолжал упорствовать он, — вы знаете, что должны теперь делать? Знаете?

Я почувствовал головокружение. Его лицо расплывалось. Я не понимал, не хотел понимать, о чем он говорит.

— Шеф, один человек умирает, но спектакль продолжается. Вы не можете бросить все и покинуть нас.

Моя голова болела, перед глазами все плыло. Казалось, Клифтон то приближается ко мне, то удаляется. А его голос продолжал вколачивать в мою голову:

— …украли у него возможность завершить дело всей жизни. Вы должны сделать это для него. Вы должны заставить его жить снова!

Я потряс головой и заставил себя собраться с силами для ответа:

— Родж, вы не понимаете, что говорите. Это нелепо, это смешно. Я не государственный деятель. Я бедный усталый актер. Я корчу рожи и заставляю людей смеяться. Это единственное, что мне по силам.

К своему ужасу, я понял, что говорю голосом Бонфорта.

— Мне кажется, — Родж взглянул мне в глаза, — до сих пор вы справлялись со своей ролью прекрасно.

Я попытался изменить голос и овладеть ситуацией:

— Родж, вы не в себе. Когда вы успокоитесь, то сами поймете, насколько это смешно. Вы правы — спектакль должен продолжаться. Но не такой ценой.

Мы должны — единственное, что мы должны, — просить вас возглавить движение. Выборы выиграны, большинство завоевана Возглавьте кабинет и приступайте к выполнению своей программы.

Он посмотрел на меня и грустно покачал головой:

— Я сделал бы это, если бы мог. Но не могу. Шеф, вы помните тот смешанный митинг исполнительного комитета? Только вы удержали его в рамках. Вся коалиция была скреплена силой духа и авторитетом одного человека. Если теперь вы сойдете с дистанции, все, ради чего он жил и ради чего умер, рухнет.

Я не мог найти слов для ответа. Наверное, Клифтон был прав — последние полтора месяца у меня была возможность наблюдать действие тайных пружин политики.

— Родж, даже если то, что вы говорите, — правда, ваше предложение невыполнимо. Мы ограничили круг моего общения до минимума и позволили мне встречаться с людьми только в совершенно определенной обстановке, и что же? — нам едва удалось избежать разоблачения. Но притворяться неделю за неделей, месяц за месяцем, даже год за годом, если я правильно вас понял, — нет, это невозможно. Я не могу это сделать!

— Можете! — Он наклонился ко мне и с нажимом сказал:

— Мы все обсудили и представляем себе трудности так же хорошо, как и вы. У вас будет возможность войти в курс дела. Две недели в космосе, для начала… а, к черту! — месяц, если хотите. Вы изучите все — его журналы, юношеские дневники, альбомы с посвященными ему газетными вырезками. Вы пропитаетесь всем этим. А мы вам поможем.

Я не ответил.

— Послушайте, шеф, — продолжал Родж, — как вы уже поняли, политик это не просто один человек — это целая команда, сплоченная общей целью и общей верой. Мы потеряли капитана и должны найти нового. Но команда осталась.

Неожиданно я обнаружил рядом с собой Капека, хотя и не заметил, как он вошел.

— Вы тоже пришли за этим, — повернулся я к нему.

— Да.

— Это ваш долг, — добавил Родж.

— Я не буду уговаривать вас, — сказал доктор медленно. — Надеюсь, вы сами примете решение. Черт побери, я не собираюсь быть вашей совестью. Я верю в свободную волю, как бы лицемерно в устах врача-психиатра это не звучало.

Он повернулся к Клифтону:

— Нам лучше оставить его одного, Родж. Он все знает. Теперь решение только за ним.

Но мне не пришлось остаться в одиночестве. Как только они ушли, появился Бродбент. К моему облегчению, он не назвал меня «шеф». Я был благодарен ему за это.

— Привет, Дак.

— Привет. — Он помолчал некоторое время, куря и глядя на звезды, потом повернулся ко мне:

— Сынок, мы много пережили вместе. Ты знаешь, старина Дак Бродбент всегда готов помочь тебе деньгами, оружием или кулаками, даже не спросив, для чего нужна его помощь. Если ты решишь оставить нас сейчас, я не скажу ни слова упрека и даже не стану думать о тебе хуже, чем сейчас. То, что ты уже сделал, — это верх благородства.

— Спасибо, Дак.

— Еще одно слово, и я уйду. Помни: если ты решишь, что не в силах сделать это, — значит, грязные подонки, устроившие ему промывание мозгов, выиграли. Несмотря ни на что, они выиграли.

Он ушел.

Мой разум разрывался на части. Мне было так жалко себя! Это бесчестно! Я должен жить своей жизнью! Я в расцвете сил, мои величайшие профессиональные триумфы еще впереди. Они не имеют права требовать, чтобы, приняв эту роль, я похоронил себя, быть может, на годы. А тем временем публика забудет меня. Продюсеры и агенты забудут меня и, вероятно, решат, что я умер.

Это бесчестно. Они требуют слишком многого.