Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

К середине июня коммунисты укрепили свое положение настолько, что смогли перейти к последнему акту преследования POUM. Стоит отметить, что 12 июня в Москве за «заговор в пользу Германии» были расстреляны маршал Тухачевский и семь других крупных советских военачальников. Конец 1937-го и весь 1938 год в советском руководстве и армии шли аресты. И вряд ли Хесус Эрнандес удивился словам полковника Ортеги, коммуниста, генерального директора службы безопасности, что Орлов, шеф НКВД в Испании, отдал приказ об аресте всего руководства POUM. Эрнандес отправился к Орлову, который заявил, что кабинет министров не в курсе этого дела, поскольку министр внутренних дел Сугасагойтиа и другие – друзья задержанных. Имеются убедительные доказательства, добавил Орлов, что POUM был вовлечен в шпионскую сеть фашистов. Эрнандес встретился с Диасом, который пришел в ярость. Вместе они явились в штаб-квартиру коммунистов, где произошла бурная ссора. Диас и Эрнандес обвинили иностранных «советников». Кодовилья спокойно предположил, что Диас заболел от перенапряжения на работе. Почему бы ему не взять отпуск и не отдохнуть? Тем временем в Барселоне по приказу Антонова-Овсеенко, советского генерального консула, была закрыта штаб-квартира POUM в отеле «Фалькон», который незамедлительно превратили в тюрьму. Сам POUM был объявлен вне закона, и сорок членов его центрального комитета арестованы. Андрее Нин содержался отдельно от остальных, но все его друзья оказались в казематах подземной тюрьмы в Мадриде. Все члены или сторонники POUM опасались ареста, поскольку уже была хорошо известна привычка сталинистов обвинять в предполагаемых преступлениях лидеров возможных сторонников подозреваемой партии. Коммунистические газеты ежедневно выкрикивали обвинения в адрес членов POUM, которые сидели под арестом, но так и не предстали перед судом. Коммунисты объявляли, что вскрыты многочисленные свидетельства, которые являются неопровержимыми доказательствами вины POUM. Поползли слухи, что Андрее Нин убит в тюрьме.

Негрин послал за Эрнандесом и впрямую спросил его, где Нин. Эрнандес ответил, что ничего не знает. Негрин посетовал, что русские чувствуют себя в Барселоне как дома. Как отреагирует кабинет, когда сегодня днем, вне всяких сомнений, будет поднят вопрос об исчезновении Нина? Эрнандес пообещал расследовать эту историю. Кодовилья же заявил, что он знает о Нине. Его допрашивают. Тольятти сообщил, что в советском посольстве о Нине ничего не знают. Затем состоялось заседание кабинета министров. У дверей толпились журналисты. Всех волновал вопрос о Нине. Сугасагойтиа осведомился, в какой мере советские технические помощники ограничивают его юрисдикцию как министра внутренних дел. Прието, Ирухо и Гинер де лос Риос поддержали этот протест. Эрнандес и Урибе продолжали утверждать, что им ничего не известно о Нине. Но никто этому не поверил, поскольку не мог допустить, что в среде коммунистов есть свои секреты. Негрин прекратил дискуссию, предложив собрать все факты.

Если бы у них была возможность покупать и доставлять оружие из Америки, Англии или Франции, социалисты и республиканцы, члены испанского правительства, не зависели бы от Сталина. Но жесткое следование политике невмешательства со стороны английского, французского и американского правительств означало, что союз между республикой и СССР продолжал оставаться нерушимым.

И в Испании и за границей развернулась широкая кампания под девизом: «Куда дели Нина?» Негрин попросил коммунистическую партию положить конец этой неприглядной истории. Испанские коммунисты, которые, отвечая на эти вопросы, были не в лучшем положении, чем те, кто их задавал, отвечали, что Нин, вне всяких сомнений, в Берлине или Саламанке. На самом же деле он сидел в тюрьме Орлова в бывшем кафедральном соборе полуразрушенного города Алькала-де-Энарес, где родились Сервантес и Асанья и который в течение столетий был центром испанской науки. Нин подвергался чисто советским допросам, в ходе которых его обвиняли в измене и предательстве. Его стойкость перед этими методами поистине была потрясающей. Он не подписал ни одного документа, в котором признавал бы свою вину и вину своих друзей. Орлов был вне себя. Что ему оставалось делать? Его репутация как следователя, верного Сталину, висела на волоске. Он и сам смертельно боялся Ежова, главы НКВД, хотя тот однажды выступил в его защиту²

. Наконец Витторио Видали предложил инсценировать «нападение нацистов» с целью освободить Нина. И как-то темной ночью группа немецких членов интербригады напала на здание в Алькале, где содержали Нина. Во время инсценированного нападения они подчеркнуто говорили только по-немецки и оставили после себя несколько немецких железнодорожных билетов. Нин был увезен в закрытом фургоне и убит. Отказ Нина признать свою вину спас жизни его друзей. Сталин и Ежов планировали организовать в Испании процесс по московским образцам, в ходе которого подсудимые стали бы сыпать признаниями. Им пришлось отказаться от своих замыслов³.