Немного погодя я поняла, что она может неверно воспринять мои слова, и решила позвонить еще раз. Потом еще… и еще… Я звонила при любой возможности, как только видела телефон или догадывалась, что, например, в баре он должен быть. К тому времени, когда мы добрались до Санта-Моники, Мерседес уже привыкла к мысли о необычном отдыхе вдвоем среди гор и леса.
На студии никакой срочной и не очень срочной работы у нее не было, потому Тальберг отпустил де Акоста на отдых, мы собрали вещи для Мерседес (она, кстати, сообразила взять фотоаппарат, чего я не сделала, для меня важней увидеть красоту и подышать воздухом, а Мерседес нужно запечатлеть), добавили еще кое-что из того, что забыла в предыдущий отъезд я, и отправились обратно.
Снова Мохаве, снова горы на горизонте, потом лес, немыслимая красота вокруг, восхищенные возгласы подруги, а потом страх, потому что на остров нужно переправляться на лодке и там никого, кроме нас, не будет.
– Ты боишься?
– Ничуть, – храбро тряхнула волосами Мерседес, а в голосе опасение.
– Джеймс, вы уедете домой и вернетесь только через три недели!
– Но, мисс…Что, если вам что-то понадобится или вы пожелаете уехать домой раньше?
– Все, что понадобится, мы купим в поселке, а если решим вернуться раньше, позвоним, теперь вы дорогу знаете прекрасно.
О, это был чудесный отдых! Мы купались в холодной воде, не простывая, ели рыбу, которую ловили сами, пили чистую воду, много спали и еще больше болтали обо всем. Над чем можно смеяться на острове посреди озера в заснеженных горах? Мы смеялись, потому что было смешно.
Вместо трех недель отпуск растянулся на шесть. Я бы жила и дольше, но, во-первых, становилось холодно, во-вторых, я замечала, что Мерседес начинает терять присутствие духа, ей явно не хватало суеты Лос-Анджелеса, не хватало общения и обыкновенных городских удобств. Мыться в озере или в небольшом тазу, согрев воду на костре, постоянно невозможно, вернее, возможно, но только не двум изнеженным голливудским красавицам.
Разговоры переговорили, смешные истории пересказали, рыбы съели столько, что ее уже видеть не хотелось, фотоаппарат больше не работал, кое-что из одежды порвалось, мы устали. Пора домой…
Но до конца жизни мы вспоминали эти шесть недель, проведенные безо всяких удобств в избушке на острове посреди озера, как лучший отдых в жизни. Возмутило меня только одно: Мерседес позволила себе показать снимки топлес, сделанные на острове, а позже и вообще опубликовать их. Она вообще ради денег опубликовала многое из того, что следовало бы держать за семью печатями. Вот когда я пожалела, что забыла совет Стиллера: ни с кем не откровенничать, никому не открывать душу.
После того как Мерседес опубликовала свои мемуары, я закрылась от мира совсем, двух предателей – Мерседес де Акоста и Сесила Битона – для меня достаточно. Чтобы ни у кого не было возможности сфотографировать Грету Гарбо топлес или вообще голой, лучше пусть никто меня такой не видит. Если нельзя доверять даже тем, кого любила, то лучше не любить, чем потом ждать предательства. Печально, но иного не дано.
Тогда я мало вращалась в богемных кругах Голливуда, мало того, довольно скоро уехала в Швецию и пробыла там восемь месяцев, потому даже не знала, показывала ли Мерседес кому-то снимки, если честно, было не до того, у меня одна за другой шли съемки «Гранд-отеля» и «Какой ты меня желаешь».
У Мерседес, наоборот, были проблемы с Тальбергом и неприятности со сценарием. Любые неприятности, а иногда и их отсутствие вызывали у подруги приступы страшной депрессии. Вот чего я не могла понять. Быть нелюдимой, замкнутой, молчаливой, холодной, в конце концов, быть несдержанной, резкой, неприятной, но только не сходить с ума непонятно от чего.
Удивительно, твердят, что суицидным наклонностям подвержены шведы, мол, отсутствие солнца и тепла делает их кандидатами в самоубийцы, а еще мрачными и нелюдимыми. Это не так, шведы вешаются ничуть не чаще, чем все остальные, даже если статистика утверждает обратное. То, что мы молчаливы, скорее плюс, чем минус.
Но Мерседес американка с испанскими корнями, сама она всегда твердила, что ее мать из рода герцога Альбы, яркая, взрывная, она подвержена мрачным приступам депрессии куда больше, чем я – холодная шведка. Мне стреляться в голову не приходило, у Мерседес даже был пистолет. А уж когда наступала эта самая депрессия, стоило держаться как можно дальше.
Я не психолог и не психиатр, я не умею вытаскивать людей из состояния депрессии, всегда считала, что лучшее лекарство от подобного настроения работа. Если нечего писать или снимать, стоит поработать над собой, почитать, поразмышлять, но не носиться на машине, норовя попасть в какую-то аварию.