– Теперь, Суан, я представляю не только их, – твердым тоном произнесла Эгвейн. – Я представляю Башню. Всю Башню, целиком. И Башня должна знать, что мятежницы сожалеют о расколе. Им не нужно изворачиваться и говорить, что они хотели бы остаться, но я считаю, что для них подобающим будет выразить сожаление о порожденных расколом невзгодах. Я их прощу, и мы сможем заняться исцелением последствий.
– Да, мать, – покорно промолвила Суан.
Краем глаза Эгвейн заметила Тэсан, стоящую позади Суан, – тарабонка кивала, соглашаясь со словами Эгвейн.
Лайрайн наконец-то получила возможность продолжить свои наставления, и Эгвейн повторила те строки, что ей придется произнести, равно как и действия, которые надо будет совершить. Когда Коричневая сестра осталась довольна, Эгвейн поднялась, открыла дверь и обнаружила, что Суан ушла передавать ее приказы, а в коридоре, сложив руки на груди, стоит Тэсан. Она рассматривала Гавина, а тот стоял, прислонившись к стене неподалеку от двери, и его рука покоилась на эфесе вложенного в ножны меча.
– Твой Страж? – спросила Тэсан у Эгвейн.
Та взглянула на Гавина, и ее вдруг захлестнула целая волна чувств. Гнев, глубокая привязанность, страсть и сожаление. Какая странная мешанина.
– Нет, – ответила она и посмотрела Гавину в глаза. – Гавин, ты не можешь быть частью того, что я сейчас должна сделать. Жди здесь.
Тот открыл было рот, собираясь возразить, но подумал и затем просто выпрямился и несколько скованно поклонился. Этот жест показался Эгвейн еще более оскорбительным, чем спор, который он мог затеять.
Эгвейн тихонько фыркнула – впрочем, достаточно громко, чтобы он услышал, – после чего позволила Тэсан отвести себя в Зал Башни. Зал Башни – это одновременно и место, и группа людей. Ибо они были одним целым, так же как Престол Амерлин являлась человеком, хотя существовал и трон, на котором она сидит.
Эгвейн остановилась перед дверьми Зала – или Совета – Башни. Створки были сработаны из темного дерева, их украшала выложенная серебром эмблема Пламени Тар Валона. Девушка почувствовала, как в груди мятежно затрепетало сердце. Откуда-то с парой мягких туфель в руках возникла Суан и указала Эгвейн на ее сапожки для верховой езды. Ну разумеется; пол в зале Совета был искусно изукрашен. Она переобулась, и Суан унесла ее сапожки прочь. И нет никакой необходимости нервничать!
«Я уже была на этом месте раньше, – вдруг подумалось ей. – И не в Салидаре. Во время моего испытания. Я уже стояла перед этой дверью, представала перед женщинами, что ждут меня за ней. Во время моего испытания…»
Неожиданно прозвучал гонг. Казалось, звук его настолько громок, что содрогнулась вся Башня – гонг звенел, возвещая о грядущем избрании Амерлин. Гонг зазвучал снова, потом еще раз, а затем изукрашенные двери начали медленно раскрываться. Да, теперь все совершенно отличалось от того, что происходило с Эгвейн в скромном деревянном здании, когда ее избирали Айз Седай из Салидара. Во многих отношениях церемония в Салидаре оказалась просто репетицией.
Двери полностью распахнулись, и Эгвейн подавила рефлекторный вздох. В стене величественного зала с высоким купольным сводом, как раз напротив входа, зиял пролом, ведущий в пустоту. Через брешь хорошо просматривалась Драконова гора. Впрочем, этот покой пострадал при нападении шончан не так сильно, как некоторые другие помещения Башни. Не считая пробитой внешней стены, зал Совета остался практически неповрежденным. На возвышении, все так же проходящем вдоль стен, стояли стулья, и все они были целы. Стульев, расставленных группами по три, было восемнадцать, и они были выкрашены и обиты тканями цвета той Айя, к которой принадлежали занимавшие их женщины.
Престол Амерлин стоял у дальней стены, прямо у пролома, и за его спинкой открывался пейзаж с высящейся вдали Драконовой горой. Если бы удар огненного шара, нацеленного шончанской дамани, пришелся чуть подальше вглубь зала, всего лишь на несколько футов, то трон был бы уничтожен. Благодарение Свету, что он уцелел.
В воздухе ощущался едва заметный запах краски. Возможно, им пришлось срочно окрашивать Престол снова во все семь цветов? Если так, то сработано быстро. Однако у них не хватило времени поставить стулья для Голубых восседающих.
Эгвейн заметила Саэрин, Дозин и Юкири, расположившихся на местах, соответствующих тем Айя, к которым они принадлежали. Сине тоже была там – она оценивающим взглядом голубых глаз взирала на Эгвейн. Какую роль сыграли эти четыре женщины в недавних событиях? Глядя на Эгвейн, широколицая Суана из Желтой Айя довольно улыбалась и не скрывала своей радости. Хотя на большинстве лиц сохранялись безмятежность и невозмутимость, присущие Айз Седай, в позах женщин, в их осанке, в том, как они сидели, Эгвейн чувствовала одобрение. Или же по меньшей мере отсутствие враждебности. За принятым решением стояли не только те, кто вел охоту на Черную Айя.
Со стула, находившегося в секторе Коричневой Айя, поднялась Саэрин.
– Кто дерзает предстать перед Советом Башни? – звонким и громким голосом вопросила она.