Грядущая буря

Вот почему он сражается. Вот почему живет снова. И вот он, ответ на вопрос Тэма. «Я сражаюсь, потому что в прошлый раз потерпел поражение. Я сражаюсь, потому что хочу исправить все то, что раньше делал неправильно».

«На этот раз я хочу все сделать верно».

Сила внутри Ранда возросла до максимума, и он развернул ее против нее самой, погнав обратно через ключ доступа. Этот тер’ангриал был связан с намного более мощной силой – с громадным са’ангриалом на юге, который создали с целью остановить Темного. Который, как говорили, оказался слишком сильным и мощным. Слишком сильным и мощным, чтобы им когда-нибудь рискнули воспользоваться. Слишком устрашающим.

Мощь самого са’ангриала Ранд обратил против него, круша и сминая далекую сферу, – словно сдавливал ее двумя гигантскими ладонями.

Чойдан Кэл взорвался.

Сила вмиг исчезла.

Буря прекратилась.

А Ранд впервые за очень долгое время открыл глаза. Откуда-то он знал, что больше никогда не услышит у себя в голове голос Льюса Тэрина. Ибо они – не два человека и никогда ими не были.

Он обратил взор на лежащий внизу мир. В сплошных облаках вверху наконец-то появился просвет, пусть и разошлись тучи лишь у него над головой. Сумрак рассеялся, и над собой он увидел солнце.

Ранд поднял взгляд к солнцу. А потом он улыбнулся. И в конце концов разразился глубоким смехом, искренним и радостным.

Он не смеялся так давно.

Эпилог

Омытая Светом

Эгвейн работала при свете двух бронзовых ламп, изготовленных в виде женщин с поднятыми руками – у каждой между сведенными вместе над головой ладонями ярко горело пламя. Отсветы ровного желтого света лежали на бронзовых ладонях, руках и лицах. Были ли эти фигурки олицетворением Белой Башни и Пламени Тар Валона? Или они изображают Айз Седай, сплетающих пряди Огня? Вероятнее же всего, что остались они тут от какой-то Амерлин прошлого и являлись лишь пережитком ее предпочтений.

Лампы стояли по обе стороны ее письменного стола. Наконец-то у нее есть приличный письменный стол вкупе с подходящим стулом. Девушка сидела в кабинете Амерлин, который очистили от всего, что могло бы напоминать об Элайде. Посему комната лишилась практически всей обстановки, стены оголились, и на деревянных стенных панелях не осталось ни единой картины или гобелена, а с приставных столиков исчезли все стоявшие там раньше безделушки и произведения искусства. Опустошили даже книжные полки, дабы ничто, оставшееся от Элайды, не могло задеть чувств Эгвейн.

Увидев, что наделали сестры, Эгвейн немедленно распорядилась собрать все личное имущество Элайды и поместить под надежный замок, приставив заодно охрану из женщин, которым Эгвейн доверяла. Может, среди принадлежавших Элайде вещей отыщется нечто, что даст ниточку к разгадке ее планов. Проще всего, если это окажутся записки, спрятанные между книжных страниц, к которым прежняя правительница предполагала вернуться позднее. Или же все будет не столь очевидно и искать придется только намеки – в том, какие книги читала Элайда, какие предметы хранила в ящиках своего письменного стола, какая между ними прослеживается связь. Однако допросить саму Элайду они не могли, и трудно сказать, какие из затеянных ею интриг обернутся впоследствии ударом по Белой Башне. Эгвейн намеревалась лично осмотреть вещи Элайды, а потом побеседовать с каждой Айз Седай, которая находилась тогда в Белой Башне, и выяснить, какие ниточки к тайнам Элайды они скрывают.

Но сейчас не до этого – дел у нее по горло. Переворачивая страницы доклада Сильвианы, Эгвейн покачала головой. Эта женщина и в самом деле оказалась очень полезна и деятельна на посту хранительницы летописей, исполняя возложенные на нее обязанности куда лучше Шириам. Те, кто был лоялен Элайде, относились к Сильвиане с уважением, а Красная Айя, по-видимому, приняла – пусть и частично – выдвинутое Эгвейн предложение о мире, заключавшееся в том, что в качестве своей хранительницы летописей она выбрала одну из сестер их Айя.

Не обошлось, разумеется, и без досадных помех. Эгвейн получила пару писем, в которых ей высказывалось самое резкое и суровое неодобрение, – одно от Романды, второе от Лилейн. Обе отказали ей в своей порой чрезмерной поддержке почти так же быстро, как когда-то ее предложили. В настоящий момент они с жаром обсуждали, как быть с дамани, которых захватила в плен Эгвейн при отражении нападения на Белую Башню, и ни Романде, ни Лилейн не пришелся по вкусу план Эгвейн – обучить пленниц и сделать из них Айз Седай. Судя по всему, еще многие годы Романда с Лилейн будут доставлять новой Амерлин немало хлопот.

Эгвейн отложила доклад в сторону. День давно перевалил за полдень, и сквозь щели жалюзи в закрытых дверях-ставнях с балкона в комнату пробивался свет. Она не раскрывала створки, предпочитая умиротворяющий полумрак и наслаждаясь роскошью уединения.