Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель

– Итак? – эхом повторила я. – Ладно. Мне это интересно. И я в деле, если вы сумеете убедить меня, что ваш план может сработать… Продолжайте. Вот теперь я и правда слушаю.

Глава 4

Меня отведи ты на край скалы —Любовь моя, иди за мной вслед —И сбрось в поток, где ревут валы,

А я не вернусь уж в Нортумберленд.Баллада «Прекрасный цветок Нортумберленда»

Это заняло три недели. К концу этого срока Лиза Дермотт поклялась, что я справлюсь. Она сказала, что теперь я знаю об Уайтскаре и Аннабель столько же, сколько они с Коном.

Даже мой почерк выдержал испытание. Лизу больше всего мучила проблема подписи, но она принесла мне несколько старых писем, написанных до исчезновения Аннабель, и когда я показала ей груду листков, покрытых тщательно отработанными надписями, она в конце концов признала, что сойдет и так.

– Кроме того, Лиза, – я звала ее и Кона по имени и привыкала называть Мэтью Уинслоу «дедушкой», – мне ведь не придется много писать. Главное – это дедушка, а ему писать не нужно. Что же касается банков, там нужна лишь моя подпись, а с ней, признайтесь, я справляюсь вполне хорошо. В любом случае за восемь лет подпись могла слегка измениться, это без труда объяснит любые легкие расхождения, всякий поймет.

Мы сидели вдвоем в гостиной другого пансиона – на этот раз большого здания в путанице деловых улиц к востоку от Хеймаркета. Я выехала из прежнего жилища на следующий же день после первой встречи с Лизой и по ее совету сняла эту комнату под именем Уинслоу.

– Потому что, – пояснила Лиза, – хотя я ни на миг не предполагаю, будто нас может увидеть вместе кто-нибудь, кто знает меня или знал Аннабель, если все же нас кто-нибудь увидит до вашего приезда в Уайтскар или если вдруг начнут наводить справки, то, по крайней мере, никто не сумеет выяснить, что Лизу Дермотт и Кона Уинслоу видели в обществе Мэри Грей как раз перед тем, как «Аннабель» вернулась домой, чтобы полакомиться упитанным тельцом.

– Похоже, вы на все сто уверены в этом упитанном тельце, – сухо заметила я. – Будем надеяться, вы правы. Вам придется быть совершенно откровенными со мной, вам обоим, рассказывая о реакции дедушки, когда он узнает, что я приезжаю. Если он проявит хоть легчайшее подозрение или сомнение, если хоть вскользь упомянет, что надо бы навести справки, – скажите мне, и…

– Мы еще раз все обдумаем, это ясно. Не воображаете же вы, будто мы будем проводить это расследование тщательно? Вы ведь знаете, мы о вас позаботимся. У нас нет выбора. Разоблачение бьет по обеим сторонам.

Я рассмеялась:

– Не думайте, будто я этого не понимаю! Возможности для взаимного шантажа безграничны и поистине завораживают.

Лиза улыбнулась своей обычной слабой, непонятной улыбкой.

– Вся суть как раз в том, что он взаимен, верно? – Она похлопала по книге, лежавшей на подлокотнике ее кресла. «Брэт Фаррар» сделался для нее настольным руководством всей нашей затеи. – В этой книге происходило то же самое… только у вас меньше причин для волнений, чем у здешнего самозванца. Вы ведь вернулись не для того, чтобы отнимать чье-то состояние, и вам легче придумать историю причины вашего бегства и возвращения, чтобы в ней сходились концы с концами.

– Правда? Знаете, Лиза, есть в этой истории одно место, где концы с концами не сходятся совершенно.

Мне показалось, будто моя собеседница насторожилась.

– Где?

– Ну, если только Кон не сумеет привести какие-либо крайне веские причины для той жуткой ссоры ночью, когда Аннабель пропала, я не могу поверить, что обычная ссора влюбленных, пусть даже самая сильная, заставила бы девушку сбежать из родного дома навсегда, пусть даже дедушка не принял бы ее сторону. Мне почему-то кажется, что скорее на дверь указали бы Кону.

Прежде чем мисс Дермотт ответила, прошло несколько секунд. Наконец она медленно произнесла:

– Думаю, Кон намерен рассказать вам в подробностях, что именно произошло, после того как он… когда узнает вас получше. Я сама не знаю всего, но уверена, что – как вы сказали? – концы с концами все-таки сходятся.

– Хорошо. Предоставим это Кону. По крайней мере, – бодро произнесла я, – мне можно расслабиться и рассказать правду о своих странствиях за границей. Правда – всегда, когда возможно… Никогда не было лучшего алиби. Давайте снова займемся делом, идет?

И мы в пятидесятый раз начали все сначала.

Мисс Дермотт, с ее упорядоченным умом и почти полным отсутствием воображения, была наилучшим возможным учителем для этой цели. Я не переставала изумляться ее терпению и почти немецкой усидчивости, а спокойная уверенность начала оказывать на меня свое действие. В обществе Лизы любые мои сомнения начинали казаться просто капризами, моральные колебания едва ли стоили хоть минутной мысли, опасения были совершенно безосновательными – туманами, что рассеиваются под ровным напором здравого смысла.