Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель

Я как можно короче рассказала ей все. Наверное, от жуткой усталости рассказ вышел не слишком-то связный, но Лиза уяснила главное: что потребуется постель или постели и что скоро будет доктор.

– Присоединюсь к вам через минуту, – утомленно закончила я, – как только отведу коня.

Только тут я заметила взгляд, который она переводила с меня на Роуэна.

– Да, – тихо добавила я, – все-таки я с ним справилась. Я всегда ладила с лошадьми.

И ушла, оставив ее стоять во дворе. Уже заводя моего взмыленного скакуна за сарай, я увидела, как Лиза повернулась и торопливо направилась к дому.

Стойло кобылки сейчас пустовало. Я зажгла свет и завела туда Роуэна.

Он пошел за мной, не бросив ни единого нервного взгляда на новое, незнакомое стойло. И даже когда из ясель, щурясь на свет, показался Томми, Роуэн лишь фыркнул, захрапел и тотчас же нагнул голову, выискивая сено. Я закрепила за ним дверцу, сняла уздечку и повесила ее на место, а потом кинула ему корма. Конь снова фыркнул, довольно вздохнул и начал жевать, кося ласковым глазом на то, как я беру щетку и принимаюсь за работу. Как я ни устала, но все же не смела оставить моего верного скакуна разгоряченным и в пене – он вспотел и подтеки на коже напоминали следы волн на берегу моря.

Оперевшись ладонью левой руки на шею Роуэна, я прилежно растирала его спину и ребра, как вдруг мышцы под моей рукой напряглись, а мерное хрумканье прекратилось. Конь вскинул голову и нервно задергал хвостом. Уголком глаза я заметила, как проворная тень выпрыгнула из ясель на верх перегородки и беззвучно исчезла. Томми спешил в укрытие.

Я оглянулась через плечо. В дверном проеме, вырисовываясь на фоне ночной темноты, стоял Кон. Один. Он медленно вошел в конюшню и запер за собой нижнюю половинку двери.

Глава 20

Адама люблю, – отвечает она, —И любит меня Адам.

Адама люблю и любовь своюЗлодею я не отдам.Баллада «Смуглый Адам»

Он остановился сразу за дверью, и я увидела, что он тянется закрыть и верхнюю створку.

Впрочем, я едва ли обращала внимание на его действия. В голове моей хватало места лишь для одной-единственной мысли.

– Что там произошло? – резко спросила я, выпрямляясь.

– Они его вытащили. Доктор приехал как раз перед моим уходом. – Кон возился с задвижкой, но та заржавела и никак не вставала на место. Он добавил через плечо: – Вижу, ты заставила-таки этого молодца доскакать до Низер-Шилдса. Поздравляю.

– Кон! – Я не верила, что даже Кон может столь легко отмахнуться от того, что, возможно, и сейчас еще творится в старой сторожке. – Как все было? Они целы? Ради бога!

Кон махнул рукой на упрямую задвижку и повернулся ко мне, но не стал подходить ближе, а остался на прежнем месте, внимательно разглядывая меня. Роуэн неподвижно замер рядом со мной, даже жевать перестал – только хвост все так же нервно помахивал. Я автоматически положила руку на шею коня – он снова начал потеть.

– Я же сказал. – Голос Кона звучал приглушенно и как-то бесцветно. – В конце концов они вытащили Ситона живым и относительно невредимым. Рана оказалась не настолько уж плоха – он потерял изрядно крови и ударился головой, но тот жгут его спас, и доктор говорит, он вскоре будет как огурчик. Скоро его сюда принесут.

Я настолько была поглощена этой одной мыслью, что только теперь внимание мое привлекло странное поведение Кона и то, как он отвечал на расспросы. Только теперь я заметила, что Кон совершенно не похож на себя: какой-то притихший, непривычно скованный, не усталый – усталость я бы вполне могла понять, – но словно бы поникший, как будто думает совсем не о том, что говорит… или, наоборот, старается сдержать то, что просится с языка.

И до меня вдруг дошло, что кое-что он старается обойти молчанием. Наверное, моя рука на шее Роуэна невольно дернулась, потому что конь переступил с ноги на ногу и запрядал ушами.

– Почему ты пришел сюда раньше всех остальных? – хрипло спросила я. – Что ты пытаешься мне сказать?

Он отвернулся в сторону, в первый раз за все время, что я его знала, избегая встречаться со мной глазами, – Кон, который мог лгать в любых обстоятельствах, да еще и улыбаться вам при этом в лицо. У двери на гвозде висела подкова – должно быть, для удачи, как оно принято в конюшнях. Кон несколько секунд рассеянно водил по ней пальцем, а потом снял и принялся вертеть в руках, нагнув голову, чтобы лучше рассмотреть ее, словно невесть какую редкостную драгоценность.

– Балка обрушилась, – не поднимая головы, произнес он. – Мне очень жаль.

Наверное, я тяжело привалилась к Роуэну, потому что помню, как вмиг похолодело у меня все тело и каким благодатным казалось через тонкую блузку тепло, исходящее от влажного конского бока.

– Балка… – глупо начала повторять я фразу Кона, но не договорила и резко вскрикнула: – Адам? Кон, ты лжешь! Не может быть! Ты лжешь!

Он быстро перевел взгляд на меня, а потом снова на кусок металла в своих руках.