Грозовой перевал

Мы вступили в дом вместе и нашли там Кэтрин – она занимала себя, готовя овощи к грядущей трапезе, и была угрюмее и унылее, нежели в прошлую нашу встречу. На меня она едва подняла глаза и с прежним пренебреженьем к общепринятым формам любезности продолжала свои труды, ничем не показав, что разглядела мой поклон и расслышала пожеланье доброго утра.

«Не так она и обворожительна, – подумал я, – как уверяет меня госпожа Дин. Красавица – несомненно; однако отнюдь не ангел».

Эрншо сердито велел ей унести овощи в кухню. «Сам унеси», – отвечала она, тотчас их от себя отпихнув, ушла, села на табурет у окна и принялась вырезать птичек и зверушек из очисток репы, что лежали у нее в подоле. Я приблизился, сделав вид, будто желаю оглядеть сад, и, как мне представлялось, ловко уронил ей на колени записку госпожи Дин; Хэртон сего не заметил, но Кэтрин вслух осведомилась:

– Это еще что? – и сбросила ее на пол.

– Письмо от вашей старой знакомицы, экономки в Усаде, – отвечал я, досадуя, что она раскрыла мой добрый поступок, и страшась, что она сочтет автором эпистолы меня. Услышав мои слова, она бы с радостью схватила посланье, но Хэртон ее опередил – поднял его и сунул в карман жилета, объявив, что для начала сие должен прочесть господин Хитклифф. Тогда Кэтрин молча отвернула от нас лицо, очень незаметно вытащила платочек и приложила к глазам; кузен ее, некоторое время поборовшись с мягкостью своей души, извлек письмо и швырнул на пол подле нее, постаравшись исполнить это как можно нелюбезнее. Кэтрин поймала письмо и с жаром прочла; а затем засыпала меня вопросами касательно обитателей прежнего своего дома, разумных и неразумных; озирая холмы, она сама себе вполголоса промолвила:

– Вот бы покататься там на Минни! Вот бы туда забраться! Ах! Я устала… я застряла, Хэртон! – Тут она прелестной головкой легла на подоконник, испустила то ли зевок, то ли вздох и погрузилась в рассеянную грусть, не заботясь и не зная, смотрим ли мы на нее.

– Госпожа Хитклифф, – сказал я, посидев в безмолвии, – вы не сознаете, что мы с вами знакомы? и очень близко – мне даже видится странным, что вы не подойдете и не поговорите со мною. Моя экономка неустанно живописует и превозносит вас; она будет сильно огорчена, если я не принесу ей иных сведений о вас или от вас, кроме вести о том, что вы получили ее посланье и ни слова не сказали!

Ее моя рацея, похоже, озадачила; она спросила:

– Вы понравились Эллен?

– Да, изрядно, – помявшись, ответил я.

– Передайте ей, – продолжала она, – что я бы ответила на ее письмо, но писать мне нечем и не на чем; нет даже книги, откуда вырвать страницу.

– У вас нет книг! – удивился я. – Как вам удается жить здесь без книг? простите мне эту вольность. Я располагаю большой библиотекой и все же нередко скучаю в Скворечном Усаде ужасающе; заберите у меня книги – и я приду в отчаянье!

– Я только и делала, что читала, когда книги были, – пояснила Кэтрин, – а господин Хитклифф не читает ничего и посему вбил себе в голову, что мои книги потребно уничтожить. Я не вижу ни одной уже которую неделю. Раз только обыскала теологическую библиотеку Джозефа, к великой его досаде; а однажды, Хэртон, я наткнулась на тайные залежи у тебя в комнате – кое-какая латынь и греческий, кое-какие сказки и стихи; всё старые друзья. Эти последние принесла сюда я – а ты их украл, как сорока крадет серебряные ложки, из сугубой склонности к воровству! Тебе они без надобности; или же ты спрятал их по злобе, дабы никто ими не насладился, раз к тому неспособен ты сам. Быть может, это твоя зависть побудила господина Хитклиффа украсть мои сокровища? Однако большая их часть записана в моем мозгу и запечатлена в сердце – уж этого вы меня не лишите!

Когда кузина предала огласке его библиотечное собранье, Эрншо побагровел и, в негодовании мямля, отверг ее упреки.

– Господин Хэртон настроен умножать свои познания, – пришел ему на помощь я. – Он не завидует, но ревнует ваши успехи. Спустя несколько лет он станет выдающимся грамотеем.

– А мне он тем временем желает погрузиться в малоумие, – возразила Кэтрин. – Да, я слышала, как он тщится читать по складам – и вы бы знали, как он путается! Послушаем-ка снова «Охоту в Чевиотских холмах»[11] – ты же ее вчера читал, это было ужас как смешно. Я тебя слышала; и я слышала, как ты листаешь словарь, ищешь трудные слова, а потом ругаешься, потому что не умеешь прочесть разъяснений!

По видимости, юноша счел, что дурно смеяться над ним и за невежество, и за то, что он пытается оное обороть. Я его мненье разделял и, припомнив историю госпожи Дин о том, как Хэртон впервые попытался рассеять мрак, в коем его взрастили, заметил:

– Но, госпожа Хитклифф, все мы с чего-то начинали, и все мы спотыкались и шатались на пороге; если б учителя наши не помогали, а насмехались над нами, мы бы спотыкались и шатались по сю пору.