Грозовой перевал

Я бы поинтересовался, отчего госпожа Дин оставила Усад, но никак невозможно было задержать экономку в столь критическую минуту, а посему я развернулся и отбыл праздным шагом; когда я выступил из парка и стал взбираться по каменистому объезду, что от большака уводил к жилищу господина Хитклиффа, за спиною у меня полыхало заходящее солнце, впереди же робко воссияла всходящая луна – одно угасало, другая разгоралась. Прежде чем показалось оное жилище, солнечные лучи погасли и день напоминал о себе лишь янтарным свеченьем на западе; впрочем, при сей великолепной луне я различал всякий камешек на тропинке и всякую травинку. Ни перелезать ворота, ни стучаться в них нужды не было – они подались под моей рукою. Дела налаживаются, про себя отметил я. Чему другое подтвержденье достигло моих ноздрей – воздух меж невзрачных фруктовых деревьев был пропитан ароматом левкоев и желтофиолей.

Открыты были и двери, и окна; однако же, как часто бывает в угольных краях, в камине полыхало красное пламя – взору оно столь отрадно, что жару можно и потерпеть. Впрочем, дом в Громотевичной Горе так велик, что обитателям было где сокрыться от излишнего тепла, и те, что в доме наличествовали, расположились неподалеку от окна. Еще не войдя, я видел их и слышал беседу, а посему посмотрел и послушал еще, к чему подвигли меня смесь любопытства и зависти, кои росли тем больше, чем дольше я медлил.

– Противречие?

 – серебряным колокольчиком прозвенел чей-то голос. – В третий раз уже, остолоп! Я больше повторять не стану. Вспоминай, а то оттаскаю за волосы!

– Ну, выходит, противоречие, – отвечал другой, низкий, но нежный. – А теперь поцелуй меня – я же стараюсь.

– Нет, сначала прочти правильно, без единой ошибочки.

Тот, кому принадлежал мужской голос, принялся читать; сей прилично одетый молодой человек сидел за столом с книгою. Красивые черты его светились удовольствием, а глаза то и дело нетерпеливо обращались от страницы к белой ручке, что легла ему на плечо и резким хлопком по щеке возвращала к занятьям, едва оной ручки обладательница замечала, что вниманье юноши отвлеклось. Особа сия стояла у него за спиною; ее светлые блестящие локоны то и дело мешались с его темными волосами, едва она наклонялась, надзирая за его уроком; а лицо ее… хорошо, что он ее лица не видел, не то усердие оставило бы его. Зато ее лицо видел я – и озлобленно кусал губу, ибо упустил возможный случай хоть что-нибудь сделать, а не просто взирать на сию ошеломительную красоту.

Урок был выполнен, хотя и не без новых ошибок; однако ученик потребовал награды и получил по меньшей мере пять поцелуев, за кои, впрочем, щедро отплатил. Затем оба приблизились к двери, и по их разговору я понял, что они намерены прогуляться по пустошам. Я счел, что Хэртон Эрншо пусть и не языком, но всем сердцем своим проклянет меня и тем обречет на самые бездны ада, если в эту минуту в округе покажется моя злополучная персона, и сверх того, душу мою переполняла низменная злоба, а посему я украдкой обогнул дом, желая найти прибежище в кухне. Там тоже внутрь попадали беспрепятственно; а у двери над шитьем сидела старая моя приятельница Нелли Дин и напевала песенку, кою то и дело из глубины дома прерывали грубые речи презренья и нетерпимости, напрочь лишенные музыкальных свойств.

– Пущай бы унше в ухи мне одна ругня с ранины до нощи, чем тя слухать! – сказал насельник кухни в ответ на слова Нелли, коих я не расслышал. – Чогой енто деется-т – чуть Книгу Осподню открою, ты давай голосить, Сатану честовать да наивсякий порок, кой на земле токмо рожалси! И ты шушваль, и вона тож; замороковали вы бошку сирому малому. Бедный малой! – прибавил он со стоном. – Ну чисто ведьмовством заворожили, я не я. Ох ты ж Осподи, хучь бы Ты их судил, а то ни закону ни найтить, ни правды у владыков-т наших!

– Да уж! а не то, думается мне, сидеть бы нам уже на горящих вязанках, – отвечала ему певица. – Поди, старый, почитай свою Библию, как положено христианину, а меня не слушай. Это «Свадьба волшебницы Энни» – красивая песня, под нее и танцевать хорошо.

Госпожа Дин хотела было продолжить пенье, но тут вперед выступил я; тотчас меня узнав, она вскочила и закричала:

– Ты смотри-ка – благослови вас Боже, господин Локвуд! Как же вы удумали эдак к нам возвратиться! Усад-то заперт. Что ж вы нас не предупредили?

– Я пока уговорился там о ночлеге, – отвечал я. – Завтра уеду снова. А как же это вы сюда перебрались, госпожа Дин? вот что лучше мне расскажите.

– Цилла ушла, и господин Хитклифф пожелал, чтоб я переселилась сюда, пока вы не вернетесь; это вскоре после вашего отъезда в Лондон было. Но умоляю вас, заходите! Вы из самого Гиммертона пешком?

– Из Скворечного Усада, – пояснил я, – а пока мне там готовят комнату, хочу завершить дела с вашим хозяином; едва ли мне вскоре представится иная возможность.

– Какие дела, сэр? – спросила она, вводя меня в дом. – Хозяина сейчас нет, и быстро он не вернется.

– В рассуждении аренды, – ответил я.