Мама и папа не должны были вернуться раньше одиннадцати, а пока часы показывали только восемь, так что, даже если бы они разругались, два часа у нас еще оставалось, и потому я решила, что в этот вечер мы пройдем весь путь до конца. На бильярдном столе мы дошли до степени каления, но я планировала перенести дальнейшее на диван наверху. Диван был супермягким, и к нему прилагалась тонна всяких подстилок, так что мы могли соорудить себе гнездышко и не торопиться.
Но тут раздался звонок в дверь.
– Это твои предки? – спросил Томми, сразу же сев прямо.
– У них есть ключи, – сказала я.
Я притянула его лицо к своему. Пот стекал у меня по шее, скапливался между грудей. Папа всегда включал отопление по максимуму, он ненавидел холод.
Звонок зазвонил снова.
Я со стоном выбралась из-под Томми, схватила его свитер, прикрепила к воротнику мою рождественскую брошку.
– Не задерживайся, – сказал он, глядя, как я, надев рейтузы со штрипкой, спешу вверх по лестнице.
Это были его последние слова, сказанные мне.
Мне было шестнадцать, особым умом я не отличалась, к тому же мы знали всех в Американ-Форк, поэтому я просто открыла дверь, даже не посмотрев в окно.
У двери никого не было. Стоял лютый холод, но я простояла целую минуту, вдыхая запах дымка из соседской трубы, мой бойфренд ждал меня в подвале, его подарок красовался на вороте свитера на мне, и я считала себя ужасно крутой девчонкой, воображала, что весь мир у моих ног.
А потом из-за угла появился Санта-Клаус с топором.
Я не сразу узнала Рикки Уолкера. Я видела только костюм Санта-Клауса и решила, что это кто-то из хоккейной команды разыгрывает шутку. Мне эта шутка не показалась такой уж смешной, а потому я захлопнула дверь перед его носом и повернула собачку на замке.
Ему потребовалось два удара, чтобы выломать дверь, и он вошел в дом вместе с холодом. Тогда-то я его и узнала.
– Рикки? – спросила я.
Он набросился на меня с топором, а когда я закричала, прибежал Томми. Он попытался защитить меня, но, когда он возникал между мной и Рикки, тот ударял его топором. В конечном счете голова Томми приобрела такую форму, что я принялась умолять его:
– Томми, не надо!
Но тут Рикки вонзил топор в шею Томми, а потом накинулся на меня. Мне удалось расцарапать его лицо, но он сорвал с меня рейтузы, поднял меня и понес в общую комнату. Мой отец был заядлым охотником до рождения Джиллиан, среди его трофеев был белохвостый олень с огромными рогами, голову которого он повесил в общей комнате. На эту голову и посадил меня Рикки.
Поначалу я не могла понять, отчего мне так больно, а потом рога стали так врезаться в меня, что мне стало казаться: вот сейчас меня разорвет на две части.
В то время я была совсем девчонкой, едва девяносто пять фунтов весила, а рога прошли над моими почками и вышли ниже грудной клетки. Я провисела там десять часов и была в шоковом состоянии, и масса моего тела спасла меня от обескровливания. Я то теряла сознание, то вновь возвращалась в реальность, я видела Джиллиан, которая спустилась со второго этажа, видела мою мать и отца, вернувшихся домой, видела, как Рикки разобрался с ними.
Когда мне было шесть, я считала себя матерью Джиллиан. Они позволяли мне готовить ей «Джелл-О», готовить ее к подъему по утрам и даже купать ее, пока я не увидела надпись на детском шампуне от «Джонсона»: «Теперь без слез». А я всегда старалась мыть ей голову осторожно, но когда увидела эту надпись, когда оценила приятный запах этого густого желтого шампуня, похожего на мед, вылила полфлакона ей на глаза, потому что подумала: «Теперь без слез» – это такая магическая формула, благодаря которой она больше никогда не будет плакать. Она заорала так громко, что у меня заболели перепонки, тут же прибежала мама, подхватила Джиллиан, прижала ее к своей шее и очень на меня разозлилась.
– Линнетт, – сказала она, – ты должна защищать сестренку.
Прости меня, Джилли.
Чего он только не делал с ее телом, с их телами, он работал по сценариям. В какой-то миг наши с мамой взгляды встретились, Рикки в этот момент занимался отцом, и мама увидела слезы на моем лице. Она понимала, что, если Рикки увидит мои слезы, он поймет, что я еще жива, и поэтому мама бросилась на него. Она отвлекла его внимание, она вынудила его надолго целиком и полностью сосредоточиться на ней. Она была хорошей жертвой. Я надеюсь, ей не было больно. Я надеюсь, она была пьяна.
Я так никогда и не узнаю результата свидания мамы и папы – разгорелась ли искра их прежней любви. Рикки навсегда лишил меня ответа на этот вопрос. А жизнь мамы оказалась слишком короткой – она так и не узнала, что случилось с Чарльзом и Дианой.
Когда взошло солнце, Рикки похрапывал в кровавом гнезде, которое он сотворил из моей семьи. Я не могла знать, где кончается тело Томми и начинается тело моего отца. А найти Джиллиан было легко. Он поставил ее голову на каминную полку лицом ко мне.
Рикки проснулся, волоча ноги, отправился на кухню и помочился в нашу раковину. Он все еще был в кухне, когда в общую комнату вошел первый коп.