Он ставит новый поднос на мою плиту-кровать, садится на корточки, разглядывает меня.
– Пожалуйста, – говорю я через потрескавшиеся губы. – Вы должны принести мне телефон.
– Вы и в самом деле любили его? – спрашивает он.
Мой мозг настолько отупел, что я не сразу понимаю, о ком он спрашивает.
– Рикки Уолкер, – говорит он. – Вы его любили?
– Нет, – хриплю я в ответ, не понимая, к чему он клонит.
– Очень плохо, – говорит он и кладет свою большую руку мне на рот.
Он сжимает мои ноздри. Я не могу дышать. Я только чувствую солоноватый вкус его ладони. Мне нужен воздух. Я пытаюсь сесть, но он легко удерживает меня своей рукой со сломанными пальцами. Он оглядывается через плечо, потом поворачивается назад ко мне, и на его лице выражение человека, который заправляет свою машину газом. Он не злится. Он просто сошел с ума.
– Все будут мне завидовать, – говорит он.
Кто сказал, что среди полицейских не бывает монстров? Все, я дошла до конца пути, но мое тело рефлекторно продолжает сопротивляться. Я пытаюсь поцарапать его запястье, но в «Ферджи» невозможно найти точку опоры. Я пытаюсь лягнуть его, но мои ноги обездвижены. Мой череп пульсирует черной кровью. Быстро надвигаются черные тучи, я теряю периферийное зрение, и все звуки доносятся до меня словно издалека.
Я ничего не достигла. Я оставила Джулию истекать кровью у меня на полу, я убежала, меня арестовали, я оказалась здесь, я умерла. Все мои планы оказались бесполезными, все мои сильные стороны были слабостями, прикидывавшимися сильными. Я никого не спасла. Я написала те письма. Я написала ту книгу. Вот и все, что я сделала.
Я заставляю мои легкие прекратить сопротивление. Поле моего зрения чернеет. С верха колодца до меня доносится голос Гарретта П. Кэннона.
– Очень вовремя, – говорит он.
Коп разворачивается. Гаррет стоит в дверях моей камеры.
Молодой коп убирает ладонь с моего рта, и я икаю, заглатывая огромные порции кислорода. Мне, кажется, никак не удается отправить в достатке кислорода к моему мозгу. Коп, оставаясь на корточках, тянет руку к кобуре. Гарретт ногой в ковбойском сапоге ударяет его ногой в подбородок, и коп приземляется на задницу, а потом вытягивается во всю длину на спине, его голова при этом ударяется о стену из шлакобетона.
– Говнюк, – говорит Гарретт и начинает топтать его своими сапогами.
Я вырубаюсь.
* Расшифровка допроса Мэрилин Торрес, оставшейся в живых свидетельницы массового убийства, допрос проводился лейтенантом Баудом Энрайтом и помощником шерифа Карлом Хартманом 17 июля 1978 года
Группа поддержки последней девушки XIII: Последняя жертва
Когда я пришла в себя, «Ферджи» с меня уже сняли. Я в другой камере, здесь нет писем, приклеенных к прозрачной стене наблюдения. Парамедик светит мне фонариком в глаза. Спрашивает, сколько его пальцев я вижу. Я решаю рискнуть.
– Три?
Меня ведут в душ. Когда я выхожу, меня ждет моя уличная одежда – она сложена на скамье перед женщиной – помощницей шерифа, выглядит она довольно злобно. Я вытираюсь шершавой бумагой размером с кухонную тканую мочалку, которую здесь выдают за полотенце, потом натягиваю одежду на холодную влажную кожу, и все это время я продолжаю чувствовать руку молодого копа у меня на языке. И все это время жду, что эта женщина-коп вытащит дубинку и раздробит мои коленные чашечки, поломает мою трахею и оставит меня задыхаться в собственной крови на мокром бетонном полу.
Но она надевает на меня наручники и ведет в комнату для допросов, где я сижу в ожидании бог знает сколько времени.
Наконец дверь открывается, и входит Гарретт П. Кэннон, на нем один из его многочисленных коричневатых костюмов и гигантская белая шляпа.
– Готова в путь? – спрашивает он. – Мы с тобой едем в Юту. Лос-анджелесская полиция не имеет условий для твоего безопасного содержания, так что мы совершим короткую поездочку в Американ-Форк, где ты будешь предана суду по обвинению в пособничестве убийству твоей матери, бойфренда, бедняжки-сестры, полицейского Миллера и твоего отца. И поверь мне, Линнетт, мы найдем способ добавить к твоему сроку несколько лет за убийство твоей приемной семьи и трех полицейских, погибших при исполнении служебных обязанностей. Мы замечательным образом вернемся в прошлое.
Он подмигивает мне.
– Так это мой доктор? – спрашиваю я.
– Кто? – переспрашивает Гарретт, и улыбка сходит с его лица.
– Это доктор Кэрол подговорила того копа прикончить меня?
– Полицейский Дин Фоли был суперфаном, – говорит Гарретт. – Он явно всю жизнь ждал возможности наложить на тебя руки.
– Он попытался это сделать не один, – говорю я. – Тут целая группа заговорщиков. Меня прикончит кто-то другой.
– Знаешь что, Оливер Стоун?[47]
– говорит он. – Мне на это дело насрать. Поехали.