Груз

В августе 1974 года мой знакомый, литературовед Леня Чертков, эмигрировал на Запад. Он обожал забытых писателей второго и третьего плана («не столбовых», как он говорил), но при этом был пылким поклонником Набокова. Уезжая, он говорил, что обязательно «проберется» к Набокову. Изредка видясь в Ленинграде с его бывшей женой Таней Никольской, я спрашивал ее: «Ну что, пробрался Леня?» Через какое-то время Таня уехала в Тбилиси, и я ее с тех пор не видел. Но вот я с грустью читаю журнал «Новое литературное обозрение» с Таниной статьей, посвященной памяти умершего в Кельне Черткова, и вижу в ней такие строки: «Леня побывал у Набокова, который принял его потому, что Леня был автором [совместно с Олегом Михайловым. – А. Г.]

заметки о писателе в „Краткой литературной энциклопедии“, оказавшейся известной Владимиру Владимировичу. В письме от 8 сентября 1977 г. Леня сообщал, что рассказал Набокову, как наш знакомый из Ташкента Саша Горянин начал переводить на русский „Пнина“, но затем перестал, так как не был уверен, что автор был бы этим доволен. По словам Лени, Набоков сожалел, что Горянин не завершил работы, так как „сам ничуть не собирался переводить роман“»[4]

. То есть наше эпистолярное знакомство не изгладилось из памяти Набокова даже десять лет спустя.

Набоковская поощрительная усмешка почудилась мне и в первые дни нового тысячелетия. Вышел январский номер «Звезды» за 2001 год, и каково же было мое потрясение, когда я обнаружил рядом со своей повестью «Груз» неизданную главу из «Дара» (из «Дара»!).

V

Говорят, человек так устроен, что не может всю жизнь без поправок сохранять одни и те же идеалы – по крайней мере эстетические. Мой опыт это не подтверждает. Неохотно, но без чувства, что совершаю предательство, признаюсь, что не являюсь поклонником «Лолиты» и почти равнодушен к «Аде» – книге, которая мне кажется большим романом ни о чем, несмотря на замечательные идеи, куски и находки. Я вижу признаки спада уже в первом куске уже упомянутого неоконченного романа «Solus Rex» («Современные записки», № 70, Париж, 1940 – именно в этом первоисточнике я его и прочел в «спецхране» Исторической библиотеки в Старосадском переулке) – тем более удивительнее, что этот роман следовал за «Приглашением на казнь». Не знаю, что говорят набоковеды (давно перестал за ними следить), но у меня сложилось свое представление о набоковском литературном пути, верхнее плато которого образуют «Дар» и «Приглашение на казнь», вслед за чем начинается, увы, медленный путь под гору.

Что портит его позднее творчество? Преувеличенное эстетское высокомерие, исчезновение живых людей, сужение кругозора, повтор одних и тех же мотивов, а иногда и приемов, излишнее увлечение игрой. Это не пересмотр моих позиций. При всей восторженности восприятия, я увидел перечисленные недостатки сразу. И продолжаю нежно любить книги, попавшие в мои руки первыми, – не из верности первой любви и не потому, что не вижу в них недостатков (я уже упоминал, что у меня чесались руки кое-что в «Даре» улучшить – наверное, как у Бунина, всегда желавшего переписать по-своему «Анну Каренину»), а потому, что они, несмотря ни на что, близки к совершенству. Я не боюсь их перечитывать. Я твердо знаю, что «Дар» входит в круг лучших романов мировой литературы, будучи одним из дюжины главных романов литературы русской.