Груз

Это был политический жест, для своего времени совершенно необъяснимый. Вопрос, по материалам городского партийного архива, исследовал историк Даниил Петров из фонда «Возвращение». Его реконструкция такова: почин исходил от главного архитектора города Николая Варфоломеевича Баранова (1909–1989), подавшего записку с соответствующим предложением Жданову, первому секретарю Ленинградского обкома и горкома ВКП(б). Тот поддержал, но, отстаивая опасные решения (сохранились протоколы обсуждений), мудро «включал дурака» даже в кругу приближенных: «Площадь Жертв революции – неудачное название, неясно, кто похоронен: жертвы от революции или жертвы самой революции», «Советский проспект – неудачное название, как будто бы остальные проспекты антисоветские или не советские», «В любом районном центре… обязательно будет Советский, затем Ленина, проспект Сталина и пр. Значит, в этом отношении специфика Ленинграда стерта», «Есть у нас проспект имени Ленина, очень плохая улица, для проспекта Ленина не годится, одна из худших улиц названа проспектом Ленина». Мог бы сказать: сделаем ее образцовой и тем закрыть вопрос.

(В итоге Ленинград на 33 года остался, бедненький, вообще без Ленинского проспекта. В 1977-м спохватились, разжаловали проспект Героев, назвали его Ленинским. А проспект Сталина в городе завелся вообще лишь в 1950-м, чтобы тихо упраздниться всего шесть лет спустя.)

Проект решения отправили в Москву, возражений не последовало. Постановление от 13 января 1944 года с его минималистической мотивировкой («Прежние наименования тесно связаны с историей и характерными особенностями города и прочно вошли в обиход населения, в силу чего обеспечивают нормальные внутригородские связи»

) стало тихой бомбой, оглушившей многих. Интеллигенты сразу вспомнили про вроде бы начавшийся диалог власти с церковью, про реабилитацию ряда фигур русского прошлого; немногие истинные большевики лезли на стену, но лезли тихо. Ожидания первых и страхи вторых оправдались лишь в малой степени – история поспешает медленно. Новой волны возвращения имен город дожидался чуть ли не полвека.

Будем надеяться, что Даниил Петров прав, хотя история с инициативным зодчим, разумным отцом города и равнодушным к идеологии Кремлем вызывает легкие сомнения. Я слышал и другую версию. В 1990 или 1991 году я обсуждал этот замечательный, но престранный кульбит с Никитой Алексеевичем Толстым. Хорошо помню ответ Н. А. – не дословно, но по смыслу. «Спрашиваете, кто в руководстве города мог осмелиться поставить подобный вопрос? Нет и речи, чтобы это могло исходить от Жданова. Это Сталин придумал сам. Счел благоразумным погладить ленинградцев за их страдания. Он их не любил, но видел, что какая-то награда нужна. Сталин ничуть не заблуждался насчет их отношения, и не только интеллигенции, к происходящему. Все спокойно и цинично понимал. И жители Ленинграда, 90 %, восприняли возврат имен как награду и утешительный приз».

Помню, меня поразила мысль, что вздох благодарности, который советская власть исторгла тогда у сотен тысяч ленинградцев (а сколько их осталось к 1944 году?), обошелся ей совсем недорого и конечно же укрепил ее, обнадежив жителей, что она встает на путь исправления. Сегодня я уже не так уверен в этом «укреплении». Возвращенные наименования что-то дополнительно сдвинули в специфике ленинградского взгляда на жизнь и это не укрылось от бдительного московского ока.

Похоже, в Кремле в очередной раз убедились: ленинградцы, они какие-то немного (или много) другие, даже война их не изменила. Неизвестно, чего от них ждать. Случайно ли столько кар было показательно обрушено на Ленинград и здешнюю интеллигенцию в первые послевоенные годы? Вот наиболее громкие: ликвидация музея ленинградской блокады и разорение музея революции, фактический разгром филологии в ЛГУ и в Институте русской литературы АН СССР, постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград», более радикальный, чем в Москве, разгром генетики, «Ленинградское дело» с двадцатью шестью расстрелянными по принципу «сами догадайтесь, за что».