Губерман Игорь

Поистине загадочна природа,из тайны шиты все ее покровы;откуда скорбь еврейского народаво взгляде у соседкиной коровы?

Приснилась мне роскошнаятенденция,которую мне старость нахимичила:еврейская духовная потенцияфизическую — тоже увеличила.

Пусть время, как поезд с обрыва,летит к неминуемым бедам,но вечером счастлива Рива,что Сема доволен обедом.

В эпохи любых философийсолонка стоит на клеенке,и женится Лева на Софе,и Софа стирает пеленки.

Если надо — язык суахили,сложный звуком и словом обильный,

чисто выучат внуки Рахилии фольклор сочинят суахильный.

Знамения шлет нам Господь:случайная вспышка из лазераотрезала крайнюю плотьу дряхлого физика Лазаря.

Дядя Лейб и тетя Леяне читали Апулея:сил и Лейба не жалея,наслаждалась Лейбом Лея.

Все предрассудки прочь отбросив,но чтоб от Бога по секрету,свинину ест мудрец Иосифи громко хвалит рыбу эту.

Влияли слова Моисея на встречного,разумное с добрым и вечное сея,и в пользу разумного, доброго, вечногоне верила только жена Моисея.

Влюбилась Сарра в комиссара,

схлестнулись гены в чреве сонном,трех сыновей родила Сарра,все — продавцы в комиссионном.

Эпоху хамскую не хаяи власть нахальства не хуля,блаженно жили Хаим и Хая,друг друга холя и хваля.

Лея-Двося слез не лила,счет потерям не вела:трех мужей похоронила,сразу пятого взяла.

Где мудрые ходят на цыпочкахи под ноги мудро глядят,евреи играют на скрипочкахи жалобы нагло галдят.

Такой уже ты дряхлый и больной,трясешься, как разбитая телега —на что ты копишь деньги, старый Ной? —На глупости. На доски для ковчега.

Томит Моисея работа,домой Моисею охота,где ходит обширная Хая,роскошно себя колыхая.

Век за веком: на небе — луна,у подростка — томленье свободы,у России — тяжелые годы.у еврея — болеет жена.

Когда черпается счастьеполной миской,когда каждый жизнерадостен и весел,тетя Песя остается пессимисткой,потому что есть ума у тети Песи.

Носятся слухи в житейском эфире,будто еще до пожара за часкаждый еврей говорит своей Фире:— Фира! А где там страховка у нас?

Свежестью весны благоуханна,нежностью цветущая, как сад,

чудной красотой сияла Ханнасорок килограмм тому назад.

Как любовь изменчива, однако!В нас она качается, как маятник:та же Песя травит Исаака,та же Песя ставит ему памятник.

На всем лежит еврейский глаз,у всех еврейские ужимки,и с неба сыплются на насшестиконечные снежинки.

Он был не глуп, дурак Наум,но был устроен так,что все пришедшее на умон говорил, мудак.

Если к Богу допустят еврея,что он скажет, вошедши с приветом? —Да, я жил в интересное время,но совсем не просил я об этом.