Губерман Игорь

Империи летят, хрустят короны,история вершит свой самосуд,а нам сегодня дали макароны,а завтра — передачу принесут.

Мой ум имеет крайне скромныйнрав,и наглость мне совсем не по карману,но если положить, что Дарвин прав,то Бог создал всего лишь обезьяну.

Я теперь вкушаю винегретсетований, ругани и стонов,принят я на главный факультетуниверситета миллионов.

С годами жизнь пойдет налаженнейи все забудется, конечно,но хрип ключа в замочной скважинево мне останется навечно.

Не знаю вида я красивей,чем в час, когда взошла луна,в тюремной камере в Россиизимой на волю из окна.

Для райского климата райского сада,где все зеленеет от края до края,тепло поступает по трубам из ада,а топливо ада — растительность рая.

Россия безнадежно и отчаянносложилась в откровенную тюрьму,где бродят тени Авеля и Каинаи каждый сторож брату своему.

Устал я жить как дилетант,я гласу Божескому внемлюи собираюсь свой талантнавек зарыть в Святую землю.

Судьба мне явно что-то роет,сижу на греющемся кратере,

мне так не хочется в герои,мне так охота в обыватели!

Когда судьба, дойдя до перекрестка,колеблется, куда ей повернуть,не бойся неназойливо, но жесткослегка ее коленом подтолкнуть.

России слезы светятся сквозь смех,Россию Бог безумием карал,России послужили больше всех те,кто ее сильнее презирал.

Я стараюсь вставать очень ранои с утра для душевной разминкисыплю соль на душевные раныи творю по надежде поминки.

С утра на прогулочном дворикележит свежевыпавший снеги выглядит странно и горько,

как новый в тюрьме человек.

Грабительство, пьяная драка,раскража казенного груза…Как ты незатейна, однако,российской преступности Муза!

Сижу пока под следственнымдавлениемв одном из многих тысяч отделений;вдыхают прокуроры с вожделениембукет моих кошмарных преступлений.

Вокруг себя едва взгляну,с тоскою думаю холодной:какой кошмар бы ждал страну,где власть и впрямь была народной.

Когда уход из жизни близок,хотя не тотчас, не сейчас,душа, предощущая вызов,духовней делается в нас.

Не лезь, мой друг, за декорации,зачем ходить потом в обиде,что благороднейшие грациитак безобразны в истом виде.

Я скепсисом съеден и дымомпропитан,забыта весна и растрачено лето,и бочка иллюзий пуста и разбита,а жизнь — наслаждение, полное света.

Блажен, кто хлопотлив и озабочен,и ночью видит сны, что снова день,и крутится с утра до поздней ночи,ловя свою вертящуюся тень.

Мое безделье будет долгим,еще до края я не дожил,а те, кто жизнь считает долгом,пусть объяснят, кому я должен.