Гулящая

Явдоха даже не оглянулась, только, проходя мимо Марьи, засопела.

— Отчего она так сердится? — спросил Кирило, когда Явдоха скрылась в сенях.

Марья пожала плечами.

— Она всегда такая. Разве у нее когда-нибудь бывает, как у людей? Как в пекле — так всегда и бурлит!

— Куда же это она?

— Пошла другую невестку пилить, с меня только начала, а то ей одной мало.

Снова замолчали. Марья подбросила дров в печь.

— Вот что, Марья, — сказал, помолчав, Кирило, — нет ли у вас чарки водки? Провалился я по дороге, вымок, а теперь что-то знобь берет.

— Я сейчас.

И Марья, подбросив несколько поленьев в печь, выбежала из хаты и быстро вернулась с бутылкой в руке.

— Вот это хорошо! Аж по жилочкам пошла! — сказал Кирилл, выпив чарку.

— А все-таки зачем вы в город идете? — снова спросила Марья.

Кирило начал рассказывать всю историю сначала. На Христю этот рассказ произвел такое впечатление, что она, не выдержав, заплакала.

— Чего ты, девка, плачешь? Не горюй, в городе жить хорошо. Я сама там служила и проклинаю свою дурную голову, что пошла замуж. Что тут хорошего? Неволя, да и только. А брани сколько наслушаешься? Вы на минуту зашли и то ее не миновали. А мне каково день и ночь это переносить? Будь оно проклято… Подожду еще немного, потерплю, а если не уймется, брошу все и уйду, — махнув рукой, сказала Марья.

— Ну, и надумала такую глупость! — сказал Кирило. — А Сидор как? А хозяйство?

— Ну их… с ихним хозяйством! А Сидор и другую себе найдет, если захочет.

— Вот так дело! — возмутился Кирило. — За тем ли он тебя брал, чтобы другую искать?

— Нет моей мочи больше терпеть! — горько промолвила Марья. — Нет мочи, и все! Я уж на своем веку немало настрадалась: знаю, что это не сахар…

— Да, видно, забыла!

— Нет, — глубоко вздохнув, сказала Марья. — Такое не забывается.

Помолчав немного, она снова заговорила:

— В городе? Да только в городе и жить! Там вольно, людно… Никто тебя не замечает, никто не пилит и не понукает, как тут. От зари до зари только и слышишь одно ворчанье!.. А в городе, когда я вот на последнем месте служила, как сыр в масле каталась. Работа была нетяжелая — вытоплю печь, приготовлю поесть, подам и потом свободна весь день и всю ночь… Никто тебя не спрашивает, где была, куда ходила. А тут? Да пропади оно пропадом! — крикнула Марья, и в ее черных глазах заблестели слезы.

— Уж так ты, Марья, к городу привязалась, — вздохнув, сказал Кирило.

— И до гроба такой останусь! — резко произнесла Марья, после чего все замолчали.

— А что, девка, сидят, сидят, да и уходят? — сказал наконец Кирило, поднимаясь. Христя тоже встала.

— Прощай, Марья. И выкинь дурь из головы! — сказал Кирило.

— Прощайте! Пошли вам Господь счастья! Может, еще встретимся в городе, — обратилась она к Христе.

Христя и Марья сразу понравились друг другу; что-то общее, родственное сближало их.

— Что это за люди? — спросила Христя у сотского, когда они отошли немного от хутора.

— Какие?

— Те… у которых мы сейчас были.

— Люди? Осипенко… Они мне дальними родственниками доводятся. Ничего, добрые люди. Если бы не эта старая ворчунья… она их точит, как ржавчина железо. Больше всего достается Марье. Да и Марья эта, Бог ее знает, какая-то чудная.

Христя не стала расспрашивать, почему он считает Марью чудной. Понурившись, они молча продолжали путь. Что думал Кирило, Господь его знает, а Христя… она вспомнила Марью, мать, покинутое село… Мысли, словно голуби, кружились; а печаль все больше овладевала ею.

Солнце спускалось к горизонту. Дорога почернела от воды. Все чаще попадались на ней прохожие и проезжие; Кирило и Христя с ними не заговаривали. Но вот на горе засинела роща, дым и пыль подымались из-за нее; какой-то глухой гул доносился оттуда. Тоска все больше и больше теснила грудь Христи.

Около рощи они повернули вправо. Дорога, покрытая талым снегом, петляла вверх.

Так же молча поднимались они все выше и выше.

— Вот тебе и город, — сказал Кирило, когда они взобрались на гору.

Перед их глазами в долине раскинулся город. Широкие улицы, как русла рек, пересекали его вдоль и поперек. Словно каменные стражи, поднимались высокие дома, красные — кирпичные и выбеленные известкой. Церкви на небольших площадях тянулись ввысь своими острыми шпилями; их окружали торговые ряды. Словно мошкара, сновали люди. Повсюду громкий говор, шум, гам.

Заходящее солнце заливает город своим багровым светом, словно кровью.

Христе стало страшно. Город показался ей притаившимся хищным зверем с окровавленной пастью и белыми клыками, который вот-вот бросится на нее.

— Ну, девка, постояли — и хватит, пошли! — громко сказал Кирило; и слова его оглушили Христю точно набатный звон.

Она вздрогнула и покачнулась, как подстреленная… Слезы градом покатились из ее глаз.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Если бы сам черт вмешался, то не натворил бы такого!.. Пост на исходе, а у меня одной щуки целый воз не распродан, чехони две бочки… и ни с места. Да тут еще оттепель… Тьфу! В лавку хоть не заходи… — крикнул Загнибида, вернувшись домой.