Гулящая

Христя тоже взошла на мостик и, опершись на перила, ждала, пока Кирило переобуется.

— Вот тебе перешел и не замочился! — сердился Кирило. — И понесла же меня нелегкая! Думал — бугорок, откуда там вода возьмется? А она вверху присыпана снегом, а внизу воды — дна не достанешь…

— Вы бы, дядька, немного посидели, портянки просохли бы, — сказала Христя, — а то не годится мокрыми ноги обвертывать.

— Как это? — крикнул Кирило.

— Как бы чего не случилось.

— А случится — что же поделаешь? Все равно умирать придется.

Христя умолкла. Молчал и Кирило. Переобувшись, он встал, поглядел на ноги, надел сермягу и, взяв палку, вновь побрел к шляху.

Шли молча. Христя не решалась первая начать разговор. Кирило часто поглядывал на свои сапоги, словно хотел удостовериться, что они еще целы, сопел, сплевывал.

— Тут стой! — сказал он, когда показались Осипенковы хутора. — Отдохнем, подкрепимся. Половину дороги прошли — хватит!

Кирило повернул к хуторам. Христя остановилась, не зная, следовать ли ей за сотским, или подождать его у дороги.

— А ты чего стала? Иди. Люди добрые, не выгонят из хаты.

Две огромные собаки бросились на них из-за сарая. Тотчас же из хаты выбежала высокая, стройная молодица.

— Вон, проклятые! — крикнула она, запустив в собак снежным комом. Красивое лицо молодицы слегка зарумянилось, ее бархатистые глаза на миг сверкнули.

— Здорово, Марья! Ты ли это? — спросил Кирило. Молодица улыбнулась.

— Да я же! — вздохнув, ответила она.

— А Сидор дома? — спросил Кирило.

— Нет его. В город уехал. Одна мать… пошла браниться да никак не уймется… Идите в хату.

В хате они застали дородную старуху. Широкое лицо ее испещрено глубокими морщинами; губы толстые, отвисшие; нос сизый, с черной бородавкой на конце; злые зеленые глаза метали искры из-под насупленных бровей.

Христе она показалась ведьмой.

— Здорово, Явдоха! — сказал Кирило.

Явдоха, сидевшая на лавке, только повела глазами в ответ.

— Как живется-можется?

— Эх, живется… — заворчала старуха. Голос ее звучал, как надтреснутый колокол, и Христя даже вздрогнула. — Никак не живется! Поехал Сидор из дому, а мы и сложили ручки, — ворчала она, бросая злые взгляды на Марью.

Лицо Марьи сильно побледнело, а глаза блестели. Она неприязненно посмотрела на Явдоху, тряхнула головой и молча вышла из хаты.

— Так всегда, — не унималась старуха. — Хоть бы тебе слово сказала: будто сроду немая или у нее, прости Господи, язык отнялся… А зайдут чужие в хату, она хи-хи и ха-ха; целый день смеялась бы с ними. А для матери слова не найдет. Ну и взял Сидор жену! Выбрал себе пару! Говорила ему: не бери городских, это проклятущий народ!.. Там у них в городе роскошь, воля, не боятся никого… Вот так и привыкли без дела сидеть, по семь воскресений на одной неделе справлять! А приедет на хозяйство — лишь бы было есть да пить, а сама, черт ее батька, не позаботится… Где уж от прислуги добра ждать? Привыкнет о чужом не беспокоиться, да так и со своим. Говорила сыну: не бери ее, Сидор! Возьми лучше Приську Гаманенко, она тебе будет женой, а мне — невесткой… Придурковатый какой-то, прости Господи!.. Говорит, если не ее, так мне никого не надо… объегорила, видно, дурня; опоила колдовским зельем, городская шлюха!.. Не послушался. А теперь бейся с нею, тяни лямку. Он же никогда дома не сидит: то сюда, то туда слоняется, не видит, что матери достается!.. Вот беда на меня свалилась! Надеялась отдохнуть на старости лет — вот и отдохнула, — закончила она, тяжело сопя.

Наступила тишина. Кирило сидел за столом, оглядывая хату. Христя стояла у порога.

«Вот что про нашего брата говорят: лентяйка и недотрога, такая и сякая… Господи!..» — Сердце ее словно кто-то сжал в кулак, навертывались слезы.

— А если б ты знала, Явдоха, что с нами случилось, — наконец нарушил Кирило тягостное молчание. И начал рассказывать, как он чуть не утонул в Гнилом переходе.

Марья вошла в хату с вязанкой дров в руках. Видно, ей было не под силу таскать их, она вся согнулась, а лицо побагровело от натуги.

— Ну и тяжелые! — сказала Марья, бросив дрова в угол. Они с грохотом упали на пол. Старуха набросилась на нее:

— Покоя от тебя нету. Набрала дров, чертова дура, да донести не может, швыряется… Печь до вечера не затопит.

— Так надо же принести дрова… — тихо сказала Марья. Старуха потемнела от прилива злобы.

— А с полом ты что сделала? Давно мазала? Десять раз на неделе мажешь…

— Да будет уж вам. Оставьте немного на завтра, — с укоризной сказала Марья.

Старуха покачала головой и сердито плюнула.

— Чего ты стоишь? — обратилась Марья к Христе. — Садись отдохни. Куда вас Бог несет?

— В город, — ответил Кирило.

Христя робко опустилась на лавку.

— На базар?

— На базар. Ее продавать веду, — шутливо сказал Кирило, кивнув головой на Христю.

Марья с грустью посмотрела на девушку.

— Ее? — спросила Марья.

— А кого же? — ответил Кирило.

— Вы же смотрите, дядька, не продешевите. За такую молодую и красивую дивчину возьмите и цену хорошую.

Старуха заерзала на лавке, словно ее что-то укусило, потом встала и направилась к двери.

— Куда же ты, Явдоха? — спросил Кирило.