Гусь

Солёные слёзы скатились на небритый подбородок. Как в детстве, Рэйфу захотелось снова прижаться к ней, спрятаться от проблем и ни о чём не думать.

Клаер Рэйфа приземлился в одном из дворов Земляного района. Маленький, ничем не примечательный домишко, хоть и старый, но всегда аккуратный, кольнул воспоминаниями и какой-то не проходящей тоской.

Отворив дверь, он полной грудью вдохнул знакомый запах. С кухни доносился аромат пирогов с яблоками и жареной курицы. Вычищенная до блеска комната. Все вещи, как и прежде, на своих местах.

– Рэйф, сыночек!

Женщина, вышедшая к гостю, вытирала руки о передник. Седые волосы, гладко зачёсанные назад и собранные на затылке гребнем, отливали серебром. Морщинки, пролёгшие тонкой сеточкой на её лице, не портили, а лишь по-особому оттеняли её красоту. Глаза, по-прежнему яркие и весёлые, светились задором и хитринкой.

Она крепко обняла сына. Он уже забыл, как это приятно, – видеть её улыбку, искать в глубине серых бездонных глаз маленьких чёртиков и радоваться жизни.

– С днём рождения, мама!

Рэйф протянул букет белых хризантем, её любимых.

– Я чувствовала, что ты придёшь. Как же ты исхудал, сынок, осунулся, – женщина погладила его дрожащей ладонью по щеке.

Она вглядывалась в его лицо, не отрывая глаз, пытаясь запомнить каждую чёрточку.

– Иди же скорей, мой руки.

Рэйф прошёл в ванную. Рыбки на кафеле почти стёрлись, едва виднелись лишь ошмётки осыпавшейся краски. Апельсиновое мыло пузырилось под струями воды. Он снова попал в другой мир, мир другого Рэйфа.

Люди растут, меняются, набираются опыта и проживают не одну, а несколько разных жизней за один человеческий срок. Оглянувшись назад, понимаешь, что вчерашний ты, а тем более прошлогодний – это совершенно разные люди. Время беспощадно. Оно убивает в тебе одну личность, наслаивая на неё другую. Меняются окружающие вещи, люди, события, и человек меняется вместе с ними. Умирает, засыпая, и рождается утром уже немного иным. И вот уже ты – это не ты, а вереница призраков предыдущего тебя. Стоит ли таскать этот хвост повсюду за собой? Хвост старых установок, утраченных надежд, потерянного времени, невыполненных обещаний. Не лучше ли, проснувшись поутру, взять кисти и создать нового себя. Человек творит себя сам каждую минуту своей жизни. У него есть такое право не быть чьей-то иллюстрацией, размалёванным рисунком, в который советчики добавляют свои мазки, в котором гноятся старые раны, кровоточат обиды, надрывается злоба и зависть. Только человек, написанный собой, может источать внутренний свет и счастье.

Взрослый Рэйф смотрел на себя в зеркале, наблюдая всех других Рэйфов, накопившихся в его жизни. Грудь сдавило будто тисками. Уязвило детской мечтой, несостоявшимся капитаном дальнего плавания, забывчивым сыном. Что с ним? Почему именно сейчас он думал об этом? Тишина, отсутствие гаверофона, события последних дней – вот что изменило Рэйфа. В этот момент вдруг всё стало бессмысленным, страшным. Может, он уже не способен меняться? Может, дни Рэйфа сочтены? Нет! Он отогнал от себя эту глупую мысль, вышел из ванны, обнял мать.

Рэйф сел за стол, погрузившись в атмосферу тепла и заботы. Руки матери забегали по столу, накладывая то одно, то другое в его детскую тарелку. Потрясающе! Она сохранила эту тарелку с изображением поросят. Он вспомнил, как прихрюкивал, видя эти два радостных розовых пятачка. Долго прихрюкивал, даже, когда уже почти вырос. Он надул ноздри, но в этот раз прихрюкнуть не смог, совсем не смог, не потому что вырос, а потому что забыл, как это делается, разучился.

– Беспокоюсь за тебя, Рэйфик! – такой вариант его имени резанул ухо. – Сон плохой видела накануне. Будто ты скачешь на коне.

– Что ж плохого-то, мама?

– Так конь-то чёрный, полностью чёрный, как смоль!

– Ерунда! – Рэйф погладил мать по руке, хватая особое тепло пальцами, разнося его по всему телу.

Почему так хорошо? Почему он раньше не ощущал этой теплоты? Почему так приятно, когда кто-то за тебя беспокоится? Что вообще это за ощущения, неожиданно нахлынувшие, захватившие его? Вопросы теснились в голове.

Он поднял глаза от тарелки, перестал жевать. Мать смотрела на него, как тогда, когда он был маленький, смотрела глазами любви. Она его любит по-прежнему, как в детстве. Так вот почему так тепло. Всегда тепло, когда тебя любят – он это понял именно сейчас. Только мать умеет любить своего ребёнка раз и навсегда, с первого крика при рождении до последнего вздоха при смерти. Любить, не требуя взаимности, ответа, любить, не видя годами, любить по-настоящему, любить, как может любить человек человека.

Он обнял её, опустил свою голову на плечо, обмяк.

– Спасибо, мама! – прошептал Рэйф. – Надо спешить.

– К Гусю? На площадь? – вопрос заставил закрыть глаза, сглотнуть скопившуюся слюну.

– Почему так решила?

– Знаю! В жизни случаются такие минуты, когда всем со всеми нужно встретиться и взглянуть друг другу в глаза. Вспомнить. Опустить головы, разделить этот всеобщий стыд за многие годы своей жизни. Очнуться, чтобы дальше жить! Такие минуты необходимы!

– Что вспомнить, мама?