Homo cinematographicus, modus visualis

У нас трижды за это время случился разрыв преемственности поколений. В шестидесятые годы мы отбросили двадцатые, как ненужные – якобы, коммунистические, бог знает что. Те самые люди, которые страдали от догматизма большевиков, оказались большевиками. Потом, после этого пришел разрыв девяностых годов, которые совершенно отбросили советское кино, и на моих глазах происходили абсолютно абсурдные вещи. И сейчас, как ни удивительно, отбрасываются вот те, кто пришли в перестройку. Потому что новым это совершенно не надо.

Ну, я не знаю, это не идеальная форма, но, конечно, те старые методы, когда режиссер шел после ВГИКа помощником и пять лет был ассистентом у мастера, и ему доверяли, может быть, делать один эпизод, он – абсурдно, но, тем не менее, больше сохранял от Ренессанса, чем нынешний абсолютно дилетантский, я бы сказал, дебют.

Конечно, мы знали примеры французской синематеки, где паслась вся новая волна. И, конечно, мы надеялись на то, что у нас новая волна появится. Другой вопрос, что у нас трагедия: почему она не появилась – это предмет для очень серьезного исследования.

Но мы, конечно, знали, что к нам будут ходить ребята, которые вообще только-только интересуются кино и вовсе не обязательно будут работать в нем профессионально. Однако была надежда, что там появятся будущие режиссеры, операторы, художники, что и произошло.

Значит, какая была главная установка? Ни в коем случае не вырабатывать так называемую генеральную линию, а дать максимально разнообразный репертуар. Потому что наша задача была, с одной стороны, «поднять» как можно больше из нашего кино, ведь оно в это время почти исчезло в прокате и на телевидении. Мы старались показать все эпохи и как можно больше режиссеров, вплоть до того, что мы сделали несколько таких открытий, в каком-то смысле. Например, нам показывали очень выборочно Барнета, которого я сильно люблю, но даже работая в Белых Столбах, я не знал трех его фильмов совершенно. Я не подозревал, что они существуют! Потому что считалось, что это плохие фильмы. Один был запрещенный – «Новгородцы» (или «Славный малый»). О другом я даже не знал, что его выпустили – «Однажды ночью». Но кто обращал внимание на какие-то фильмы про войну? Ну, очередная, наверное, история про девочку, спасающую летчиков, да? И никто из нас этого не видел тогда. И какая-то бесценная глава в БКСовском сборнике, тоже запрещенная.

Когда мы обсуждали, что будем показывать, мы сказали: «Нет, мы показываем все – удачное, неудачное. Наша задача – увидеть подряд фильм за фильмом и увидеть всего Барнета».

Да, еще была замечательная картина «Ледолом», которую обругали в критике и о которой я понятия не имел. Я этого фильма не видел!

Когда мы стали смотреть всего Барнета, мы вдруг увидели, что «Ледолом» – гигантская картина, что «Однажды ночью» – это классический триллер, не уступающий ни одному голливудскому фильму. И даже очень быстро сделанный «Славный малый» – это абсолютно та самая стихийная демократизация, которая произошла с начала войны. То есть это безумно интересный социологический и психологический фактор.

Чрезвычайно важно поднять как можно больше картин и показать их «ковровым способом» – все подряд. И как можно больше привезти того кино, которое не имело шанса быть увиденным в советское время не только по идеологическим причинам (мы действительно показывали фильмы, которые были полузапрещены или совсем запрещены), но и показать то, что было за пределами внимания именно потому, что было внеидеологично.

Мы, к сожалению, в своих симпатиях и антипатиях очень были идеологизированы. И того же самого Сатьяджита Рея никто не мешал демонстрировать и в советское время, но его просто не показывали. Он не существовал. Или Одзу. Кто такой Одзу? Мы знали Куросаву, значит, достаточно знаем про Японию. Кто такой Одзу, или Нарусэ? Это кто?!

И это, наверное, была принципиальная линия Музея кино – показать максимально полно все тенденции. Обратиться к максимальному числу стран, включая Тайвань, за что нам влетело однажды… В Тайване нет посольства, нет дипломатических отношений, но есть торговое представительство, и они предлагают фильмы. Почему мы должны отказываться? Мы увидели Хоу Сяосяня, который великий режиссер и который для нас стал открытием.

И ситуация, в которой я, скажем, ругаю себя очень, потому что не довел до конца, но мы все время откладывали – сделать Фестиваль африканского кино. И я до сих пор считаю, что мы виноваты. Потому что там есть несколько первоклассных режиссеров, которых мы никогда не показывали. И эфиопских, и алжирских, тех, которые были до всех этих беспорядков, начавшихся там. Замечательные режиссеры! До сих пор это неведомо для нас.