Homo cinematographicus, modus visualis

Для меня, например, стало откровением, что в немецкой армии не было ни одной блестящей вещи. То есть, все, что было формой, техникой, оружием, все было, как говорят оружейники, «заматовано», чтобы ничего это не блестело, не демаскировало войска.

Там было два замечательных художника – Юрий Ракша и Валерий Кострин. Ракша до этого сделал фильм «Дерсу Узала», который получил «Оскара» (не художник, но фильм получил и режиссер Куросава), а Кострин сделал «Белое солнце пустыни», «Звезду пленительного счастья», то есть тоже высочайшего уровня мастер.

И вот вся группа уезжала в экспедицию 5 января. Я поехал 2-го. Там было написано, что партизанский отряд… Вообще, события романа «Сотников» происходят зимой 1941–1942 года. И описанные партизанские отряды состояли, в основном, из евреев, коммунистов и людей, у которых кто-то был в Красной армии, или которые уже как-то столкнулись с немцами, с насилием и вынуждены были бежать, скрываться в лесах. Значит, это были голодные, плохо одетые, плохо вооруженные люди, которым приходилось в этих лесах очень и очень несладко. И, как написано в повести, они там едят хлеб, это был хлеб пополам с непромолотым зерном, мякиной, чуть ли не древесной корой.

Я приехал в Муром, первым делом отправился на элеватор, взял там мешок зерна, мешок мякины, какой-то мучной пыли, а потом отправился на хлебозавод, объяснил, какая задача передо мной стоит, и мы стали выпекать хлеб из этого состава. В конце концов получили хлеб, более похожий, извините, на коровьи блины, чем на продукты питания.

Когда приехала Шепитько, я принес ей то, что получилось. Она посмотрела и спросила: «Что это?» Я ответил: «Это хлеб зимы 1941–1942 года». Она так взглянула на него с подозрением и спросила: «А есть его можно?» Я сказал: «Ну, я, во всяком случае, пробовал и остался жив». Она взяла этот каравай, понюхала, отломила кусок, пожевала, потом с отвращением выплюнула и сказала: «Вот это они у меня и будут жрать», – имея в виду актеров, естественно. И действительно, на съемке она дала им это и сказала: «Ешьте».

Там еще было зерно в котелке. Кто-то из артистов пробовал и пожаловался, что у них пломбы полетят. Шепитько сразу взъярилась: «Ах, вашу мать! А что, в 1941 году о пломбах думали?! Думали о том, как жизнь человеческую спасать, собственную жизнь, а не о дантистах и не о пломбах!» Дальше, действительно, как миленькие, все ели этот хлеб и даже просто зерно.

С Шепитько я работал – очень было тяжело, безумно тяжело. Но зато потом она мне сделала такую рекламу, что меня сразу же стали буквально «тащить» на несколько фильмов. С ее подачи я оказался у Эльдара Александровича Рязанова, к которому попасть считалось очень почетно, и я благодарен судьбе, что мне довелось работать с ним. Это был фильм «Служебный роман». Я его очень люблю. Он и поныне, кстати, замечательно смотрится, почти не постарел, хотя жизнь нашей страны сильно изменилась.

Потом я с Рязановым работал на «Вокзале для двоих», на «Жестоком романсе», на фильме «Дорогая Елена Сергеевна», делал озвучание на «Старых клячах» и помогал ему на фильме «Карнавальная ночь-2». И Эльдар Александрович первым поверил, что из меня может получиться режиссер, он взял меня к себе на Высшие режиссерские курсы в свою мастерскую, хотя я, так сказать, не во всем оправдал ожидания, поскольку мастерская была комедийная, и я должен был снимать комедии. Мне же те комедии, которые я снял, не очень, скажем честно, нравились, я хотел чего-то другого. Но Эльдар Александрович проявил мудрость, не стал меня ломать. Он только говорил, что это трудный, сложный, часто неверный путь, но все зависит от вашего трудолюбия, упорства, ну, и таланта, если таковой есть. Учился я у него с 1983-го по 1985 год.

Административная команда, работавшая на картине «Восхождение», во главе с директором Вилли Геллером перешла на фильм Тарковского «Сталкер». Однако, поскольку я был ассистентом и мои функции нужны только в подготовительном периоде и во время съемок, то до начала этих процессов меня отправили на «Служебный роман», пока группа довольно долго завершала выбор натуры, согласовывала сценарий… Это было летом и осенью 1976-го.

Работая на «Служебном романе», я уже делал какие-то сметы, читал сценарии, делал выписки по поводу реквизита – я был ассистентом по реквизиту. Мне кажется, это более творческая работа, нежели ассистент по актерам, потому что там нужны дипломатические качества характера, что скорее свойственно женщинам. А в работе ассистента по реквизиту нужно умение придумать, найти и обеспечить наличие на съемках тех предметов, которые ты считаешь нужным, и в этом больше творчества. Естественно, ты должен все координировать с режиссером, с художником. Но я всегда говорю, что мне везло с художниками.