Homo ludens

Оделся лес воздушною листвой.Зеленое и легкое – без края.Задумчивость полей сквозная.И балка каждая наполнена водой.От Мелихова прямикомК Большой Ордынке. Кремль. Ворота,

Где часовой иль в сером кто-тоАсфальт привычно чертит каблуком.Идешь полянами – какая тишь!Болот пространство, царство глухомани.И ты, оглохший, ослепленный раньюВесны примчавшейся, – молчишь.

1978

Зиновий Паперный, Дубулты, Латвия, 1974. Архив семьи Паперных

Ира Новицкая. Фото предоставлено автором

Ира Новицкая

Зяма и Таня

Зиновий Самойлович Паперный. Зяма, как называли его близкие. Отец Тани Паперной – моего университетского друга. Во время летних каникул мы с Таней путешествовали по России. О других поездках в 1970-е годы можно было только мечтать. В одной из них, в деревне Киселихе, мы на несколько дней устроились работать на птицеферму, чтобы заработать денег на платье, которое Тане понравилось в магазине соседнего городка. Туда мы ездили на велосипедах обедать – той же курицей, успевшей нам осточертеть на ферме.

Работа была тяжелая – таскать мешки, переносить ящики с яйцами. Как-то пришлось перетаскивать кур. Для этого надо было взять курицу за лапу и сильно встряхнуть ее, оглушенная курица теряла сознание, после чего эта операция проделывалась с другими курами – и так, держа в каждой руке по несколько кур, мы их перетаскивали. Петушков и, как говорили работницы, молодок надо было относить в разные помещения. Мне же хотелось, чтобы обитатели этого курятника коротали время с удовольствием, и мои подопечные, и петушки, и молодки, оказались в одном сарае. Когда работницы фермы заметили это, то всполошились, стали волноваться и спрашивать друг у друга, кто мог это сделать. Таня сразу поняла, что это я.

Вернувшись в Москву, мы с вокзала поехали к ней домой. И я помню, как Зиновий с ужасом слушал наши рассказы про все измывательства над бедными курами, а потом сказал: я бы так не смог.

Последняя наша поездка была уже не вдвоем с Таней, а со всем семейством Паперных. Это был байдарочный поход, в который отправились Зиновий, его дочь Таня, сын Вадик, приятель Вадика Вейланд Родд и я. Лето 1972 года было нестерпимо жаркое. Во многих местах речки пересыхали, и байдарки надо было тащить волоком. Мы с Зиновием были в одной байдарке, и он пел замечательные песни. По моей просьбе повторял их на бис. И даже записал мне одну из них, а может быть и больше, но листы эти где-то спрятались в недрах книжных шкафов. Я помню только первую строчку: «Боялся в детстве я балконов и духовок, поскольку раз духовка взорвалась…» А дальше что-то вроде «балкончик бах – я уцелел едва…».

Вадик и Таня в байдарочном походе, 1972. Архив семьи Паперных

У меня есть только один его текст, и этот текст обо мне – рекомендация для приема в Союз писателей. Он забыл напечатать дату, и я попросила Зиновия написать ее. Он написал: 15 апреля 1996 года. И когда в августе его не стало, я много раз смотрела на написанное от руки число, которое еще хранило его присутствие.

У меня нет стихов о Зиновии, но есть посвященные Тане, которой не стало в 1978 году. Зяма собирался сделать книгу о Тане – из воспоминаний ее друзей. Он сказал мне: «Твои стихи станут краеугольным камнем этой книги». Этой книги нет, он не успел ее сделать, но книга о самом Зиновии должна появиться. Как и стихи о Тане, которые Зяма хотел увидеть напечатанными в своей книге.

Это тебе. Может быть, Там, где ты сейчас, Время перепутано. Так вот, это был 1972 год.