Не очень веря в успех предприятия, я тем не менее кинулся, с русским революционным размахом и американской деловитостью, в организацию творческого вечера «Самого веселого человека». Мы арендовали зал в клубе пенсионеров в Пламмер-парке в Западном Голливуде, взяли напрокат микрофон с колонками, опубликовали пародии и шутки Паперного в русскоязычных газетах, напечатали рекламные листовки и разложили их в русских магазинах – где-то между селедкой под шубой и шоколадом «Аленка» – и приготовили для продажи его юмористические книжки, которые он предусмотрительно привез с собой.
Зал был полон. Отец уверенным голосом рассказал несколько смешных историй. В зале – гробовая тишина.
Тут необходимо сделать паузу и сказать несколько слов о русскоязычной эмиграции в Америке. Социологи утверждают, что это одна из самых успешных и ассимилированных этнических групп. Советское техническое и естественно-научное образование, при условии знания английского языка, практически до сих пор гарантия трудоустройства. Ассимилированность этой группы имеет и обратную сторону – эмигранты и особенно их дети быстро теряют интерес к России и забывают русский язык. В Пламмер-парк в 1990-е ходили как раз те, кто так и не выучил английский язык и не сумел попасть на этот «пароход современности». Это были в основном старые люди из российской провинции или из «республик», для которых все объекты сатиры Паперного оказались tabula rasa. Такие имена, как Фадеев, Ермилов, Симонов, Кочетов или даже Тютчев, Кюхельбекер и Баратынский, им ничего не говорили.
Эмигранты из СССР в Пламмер-парке в Западном Голливуде, 1990-e. Фото Вадима Аврукина
Как только отец понял, с какой аудиторией он имеет дело, он, как опытный оратор, быстро перестроился и начал резко снижать уровень юмора. Через десять минут в зале стали раздаваться сдержанные смешки. Он стал спускаться еще ниже. По мере снижения уровня юмора уровень смеха возрастал. В самом конце зал уже хохотал.
Это была его профессиональная победа, наверное, самая трудная за всю историю его выступлений. О переезде в Америку он больше не заговаривал никогда.
Зиновий Паперный анализирует смех, 1960-е. Архив Э. Паперной
В помощь смеющимся
Зарождение смеха относится к эпохе раннего родового строя. В первобытные времена человеку было просто не до смеха. Правда, до нас дошли сведения об одном пещерном человеке, который громко расхохотался, тем самым обнаружил себя и тут же был съеден дикими зверьми. С этого, собственно, и начинается история смеха.
В газете «Неделя» была напечатана статья врача-психиатра. Он писал: «Смех начинается с глубокого вдоха, за которым следует выдох, происходящий отдельными порциями. Такой механизм выдоха обусловлен тем, что щель между голосовыми связками суживается и воздух, ритмически проталкиваясь через это узкое отверстие, порождает те самые отрывистые звуки (например, “Ха-ха-ха”), которые служат специфической характеристикой смеха».
Поэтому, прежде чем смеяться, следует тщательно взвесить: а стоит ли ради этого ритмически проталкивать воздух через узкое отверстие и порождать отрывистые звуки типа «Ха-ха-ха» или «Хи-хи-хи».
Как установлено нашей наукой (см. ряд работ по этому вопросу, а также некоторые другие), наш организм непрерывно стареет, за исключением двух случаев:
а) когда человек спит;
б) когда человек смеется.
И наоборот, особенно интенсивно человек старится, когда он:
а) сердится;
б) ревнует;
в) заседает – разумеется, если на заседании он не смеется и не спит.
Есть нерушимый тезис: бытие определяет сознание. Тут материалистам, как говорится, палец в рот не клади. Сознание – это дитя бытия. Но самые послушные дети порой шалят. Юмор – это расшалившееся сознание; в этот момент оно само себе бытие. Конечно, потом оно опомнится, как разыгравшийся ребенок при виде учителя. Впрочем, иногда юмор не только шалит, как дитя, но и дерзит своему учителю. Это уже сатира.
Лирик восклицает: «Мы увидим все небо в алмазах!» Сатирик озабочен тем, как бы эти алмазы не упали нам на голову.
Лучше всего о положении сатирика сказал Пушкин:
Юмор, как друг, познается в беде. Если, например, человек покупает за 30 копеек лотерейный билет, выигрывает «Волгу» и заливается блаженным смехом – это еще не чувство юмора.
Но если у него вытащили 300 рублей и лотерейный билет, по которому он предполагал выиграть ту же «Волгу», а он улыбается – это уже начало чувства юмора.
Некоторые думают, что писатели делятся на две категории: юмористы и неюмористы. Неверно. Все юмористы. Только одни вызывают смех сознательно, другие – не догадываясь об этом. Так сказать, мастера невольного смеха.