И это называется будни

В тот знаменательный день, уже лежа в постели, она со всей остротой почувствовала, как трудно будет им сложить совместную жизнь. Только в двух городах страны — в Челябинске и в Донецке — есть и металлургический завод, и театр оперы и балета. Но что, если в эти театры ее не возьмут? Значит, с мыслью стать профессиональной танцовщицей придется расстаться. Отчаяние было так сильно, что она заплакала. Горько-горько, как человек, долго лелеявший и вдруг потерявший свою мечту.

— Пир во время чумы? — вернул ее к действительности грозный голос, и, подняв глаза, Зоя увидела перед столиком Катрича. — За упокой трубы пьете?

— За здравие новой фурмы, — ответствовал ему Женя.

— Разрешите присоединиться? Наташа! — позвал Катрич девушку, поправлявшую у зеркала прическу.

— Мы уже почти закруглились. — На губы Юрия легла натянутая улыбка. — Но что касается меня… могу начать все сначала. Зоя, знакомьтесь, моя сестра..

— А я вспомнила, где видела вас! — обрадованно воскликнула Зоя. — Это ведь вы с месяц тому назад проверяли наш цех.

— Может быть. Я много цехов проверяю. Какой?

— На чулочной фабрике.

— Да, да, я была там.

— Что ж, сначала — так сначала, — решил за всех Виктор Хорунжий и подозвал официантку.

ГЛАВА 3

На следующий день утром, едва Лагутина пришла на работу, как к ней заявился Авилов. Рассказав вкратце, что пришлось пережить ему прошлой ночью, и порассуждав о превратности судеб человеческих, перешел к цели своего посещения.

— Вы должны знать, Дина Платоновна, что во всей этой истории есть одно темное место. Однако уговор: начальству ни полслова, а то…

— Начальство — понятие растяжимое, — перебила его Лагутина. Она всегда настороженно относилась к людям, облекающим свою информацию покровом тайны, — так обычно поступают либо клеветники, либо трусы. — Вы кого конкретно имеете в виду?

— Всех, кто надо мной. Стоит сказать одному…

— Ваша позиция недоверия вызывает недоверие к вам, — не смягчая интонацией жесткости своих слов, сказала Лагутина. Однако любопытство оказалось сильнее предубеждения — не исключено, что Авилов сообщит что-то полезное, — и она снизошла: — Ладно, обещаю.

— Вы в курсе, что произошло с Калинкиным до этого ЧП?

— Н-нет.

— Еще одно ЧП. За три дня до аварии на домне с ним случилась беда — столкнулся под Волновахой на своем «Москвиче» с «Волгой». Водитель «Волги» сильно пострадал, еле-еле привели в сознание. Двое суток Калинкина продержали в каталажке, и вернулся он домой за пару часов до смены. Состояние его — сами понимаете: после двух бессонных ночей третья… Ну, и запутался с шиберами. Образовалась гремучая смесь, она и шарахнула.

— Это серьезное обстоятельство, — ободрилась Лагутина.

— А дальше — еще серьезнее. Когда Шевляков напустился на Калинкина, у него вдруг вырвалось: «Я же вас просил…»

— У кого вырвалось? У Калинкина или у Шевлякова?

— У Калинкина. Может быть, предупреждал о неисправности какой, а до того не дошло. У нас бывает… Говоришь-говоришь — это пора сделать, то позарез нужно исправить, а от тебя отмахиваются обеими руками: обойдется, успеется, не маленькие, перебьетесь. А что, если и тут так было? Тем более — один на один или по телефону… Отопрется Шевляков, своя шкура завсегда дороже.

— Шевляков пользуется репутацией человека честного, — нашла нужным вступиться Лагутина, чтобы удержать Авилова от досужих предположений.

— Э, Дина Платоновна, молодоваты вы еще. Честность — она тоже разной крепости бывает. Без нужды не соврет, а приперли — гляди и передернет. Тут положение сложное, игра, как говорят по-интеллигентному, ва-банк — или пан, или пропал.

— Вы сами с Калинкиным пробовали говорить?

— Пробовал. Молчит, как в рот воды набрал. Вот это и навело меня на всякие размышления.

— Скажите откровенно: вы случайно не пристрастны к Шевлякову? — спросила Лагутина, зная, что Авилов давно метит в мастера, да никак не пробьется.

— Зачем? Мне Шевляков ничего такого не сделал, чтоб зубы на него точить. И Калинкин мне не сват и не брат. Да и производство наше не такое, чтоб сводить личные счеты. У домны — как в бою — завсегда подстерегают неожиданности. А несправедливость может получиться. — Авилов поднялся со стула, неудобно втиснутого между столом и стеной, посмотрел на Лагутину с высоты своего гигантского роста и, определив по каким-то одному ему известным приметам, что заинтересовал ее, стал закругляться: — Я почему к вам пришел? При мне Збандут говорил, что, дескать, хорошо, если б вы статейку сообразили. Вот и решил предупредить, чтоб ошибки какой не вышло…

Авилов сделал свое полезное дело: пробудил у Лагутиной желание отвратить от Калинкина несправедливость. Узнав, что злополучного газовщика в цехе нет, она отправилась к нему на квартиру.

Ей открыла дверь миловидная, аккуратно одетая женщина, из тех, что и дома стараются иметь не совсем домашний вид, ничего не спрашивая, впустила в дом.

К удивлению Лагутиной, Калинкин занимался делом довольно странным для человека, перенесшего серьезную нервную встряску: он красил оконную раму, причем красил с рвением, тщательно заравнивая кистью мазки.