И подымется рука... Повесть о Петре Алексееве

— Да затем, что на Кавказе свои языки и свои обычаи, на Украине — свои, в Польше или Финляндии тем более и языки и обычаи собственные имеются. Царская власть не дает им развиваться. После революции мы же не будем мешать им!

— Друзья, — сказал примирительно Джабадари. — Мне кажется, спор этот сейчас преждевременный. Нам нужно договориться не о том, какую мы власть создадим после победы, какой именно станет Россия после революции. Нам нужно договориться, как мы должны готовиться к революции и, самое главное, как мы должны готовить к ней наш народ. Вы знае-те, что в свое время чайковцы одобрили записку Петра Кропоткина, которому они поручили составить нечто вроде своей программы. Кропоткин сам склоняется к бакунизму, но большинство чайковцев — лавристы. И все-таки Кропоткин писал в своей записке, что они, то есть чайковцы, вовсе не надеются, что с первой же революцией их идеал будет осуществлен во всей полноте. Мол, потребуется еще много лет, много частных, может быть даже общих взрывов. И кстати. Кропоткин даже назвал свою записку так: «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?» Давайте возьмем пример с него. Должны ли мы сейчас заниматься рассмотрением идеала будущего строя России? По-моему, нет.

Ольга Любатович сказала:

— Совершенно согласна. Все, о чем мы сейчас должны думать, — это то, как уничтожить царскую власть в России.

— Значит, бакунинское бунтарство — в сторону, — заметила Бардина. — Я согласна.

— Софья Илларионовна, — обратился к ней Джабадари. — Зачем мы сейчас будем гадать, будет после царя республика или не будет. Какой нам сейчас с вами смысл вырабатывать форму будущего строя России, когда кто знает, может быть, даже десятки лет нам придется посвятить одной разрушительной работе в России. Республика, не республика — это деталь. Выработку этой детали предоставим тем, кому посчастливится присутствовать при ликвидации старого порядка в России.

Решился подать голос Петр Алексеев:

— Иван Спиридонович, вот ты говоришь сейчас, что, может быть, нам придется целые десятки лет вести разрушительную работу в России. Так ведь это тоже гаданье — сколько именно лет. Мне дума-ется, что меньше. Я, Иван Спиридонович, с фабричными мастеровыми, ты знаешь, беседую и встречаюсь каждый день. Фабричная Россия волнуется, она не молчит, она готовится. Ей дай слипал — она вся поднимется!

— Алексеевич, — наставительно проговорил Иван Жуков. — Фабричная Россия — это еще не Россия. Фабричные мастеровые — это те же крестьяне. Мастеровой народ в России самостоятельного значения не имеет.

— Правильно, Жуков, — поддержал ого Джабадари. — Мастеровые, может быть, и поднимутся, да крестьянство их не поддержит. Мы с фабричными мастеровыми работаем, чтобы сделать из них пропагандистов среди крестьян. В России нет особого сословия рабочих. Нельзя, господа, отрывать русских крестьян от русской крестьянской общины. Община — вот основа будущего социализма в России!

Алексеев пожал плечами и не возражал. В подобных спорах он обычно отмалчивался, считая, что Джабадари или фричи лучше разбираются в этих вопросах.

Джабадари напомнил, что все отклонились от вопроса, поднятого Софьей Бардиной, — о форме государственной власти в России после свержения самодержавия.

— А что, если мы запишем в программе, что свержение самодержавия имеет целью водворение свободной федерации свободных общин?

— Иван Спиридонович! — воскликнула Бардина. — Да помилуйте, ведь это — чисто бакунинское предложение! Свободная федерация свободных общин! Это может служить только самой-самой отдаленной целью. Когда все политические и экономические проблемы уже решены. Это может быть уместно через сто, через двести лет, не раньше, ни в коем случае не раньше. Как вы по понимаете!

Джабадари поначалу поднял обе руки, и можно было подумать, что он сдается. Но он вовсе не сдался.

— Софья Илларионовна, уважаемая! Для нас с вами безразлично, пятьдесят или там двести лет. И пятьдесят и двести — это будущее, до которого никто из нас дожить не может, согласны? Мы говорим о конечной цели, поэтому я предлагаю вставить в программу свободную федерацию свободных общин. Как нашу конечную цель. Кто доживет до свержения самодержавия…

— Все доживем, — вдруг громко сказал Петр Алексеев. — Должны все дожить. Самодержавие должно быть уничтожено в первую очередь!

— Совершенно верно, Петр Алексеевич! Совершенно верно — в первую очередь. Только когда это произойдет, мы не знаем. Я хочу сказать, кто доживет до свержения самодержавия, кому посчастливится, тот пусть и думает о том, как организовать власть в России после царя. Тогда будет видно. Мы не гадальщики, мы революционеры, и наш долг — готовить в России переворот. Вот почему, я считаю, в нашей программе уместно говорить только о нашей конечной цели. Согласны со мной?

— Но все-таки это же анархизм, чистейшей воды анархизм. Бакунизм, Иван Спиридонович!

— Зачем делать жупел из Бакунина? — риторически спросил Джабадари.