И подымется рука... Повесть о Петре Алексееве

И дальше повел речь о том, что непременно надо мастеровому народу в России готовиться к будущему всероссийскому бунту, а главное, готовить к нему крестьян. Кого крестьянин лучше послушает, кому больше поверит, как не своему брату крестьянину, поработавшему рабочим-мастеровым на ткацкой фабрике!

— Вы есть лучшие пропагандисты среди крестьян. Это вы помнить должны, братцы, все. Готовьтесь к тому, чтобы крестьянам в деревне объяснить потолковей, зачем нужен им бунт всероссийский, как землю у помещиков отобрать.

Бунт представлялся Алексееву как всеобщее, повсеместное восстание крестьян и их братьев рабочих-мастеровых, на время ушедших в город, не только против деспотической царской власти, но и против помещиков-землевладельцев и против купцов-фабрикантов, нещадных эксплуататоров. Правда, он не представлял себе, как именно должен начаться и может произойти этот бунт, о котором все чаще говорили и Баринов, и Егоров, и Агапов, и прочие мастеровые — члены организации. Но твердо верил, что России необходим бунт, и чем дальше, тем все энергичнее внушал слушателям, что к бунту надо готовиться.

У Лузгина за беседой просидели часа два с поло-виной. Беседу прерывали игрой на гармони, трезвые, поли пьяные песни — для отвода глаз. И снова слушали Петра Алексеева. Петр роздал брошюры и прокламации, объяснил, как и кому давать читать их на фабрике. Сначала ты проверь хорошенько своего собеседника, не донесет ли он на тебя, честный ли он человек. Осторожно поговори с ним о жизни, вызови на откровенность. Потом предложи ему почитать книжку или брошюру. Поговори с ним о крестьянской жизни, о том, что крестьянин с голоду пухнет, а помещик на нем богатеет и что надо крестьянам помочь. Ты завербуй его, поручи ему в свою очередь распространять среди фабричных литературу. И еще. Ежели человек неграмотный, почитай ему вслух тайком, а можешь, так и грамоте обучи. Тебя одного пусть он и знает. Вот так семеро и работайте, пока я вас снова не соберу. Тогда сообщите мне о том, как у вас идет дело. Так и на других фабриках будет происходить. Силу и соберем.

Под конец попросил Лузгина взять гармонь, снова сыграть одну-две песни. Сам первый и затянул будто бы пьяным голосом.

— А со штофом что, Петр? — спросил хозяин квартиры.

— Заткни и спрячь хорошенько. Пригодится еще.

После собрания Петр пошел к Джабадари.

— Иван Спиридонович, как по-твоему, правильно или неправильно призывать мастеровых готовиться к бунту? Как хочешь, я призываю.

— Дорогой Алексеич, у нас же программы нет такой, чтоб все за нее держались. По-моему, ты правильно призываешь. Бунт нужен. А Софья Илларионовна скажет: неправильно, нельзя или рано еще. Цицианов скажет за бунт. А Лидия Фигнер нет. А Ольга Любатович, та — за. Мы не говорили об этом. Чего не хотим, про то знаем. Все согласны. А чего хотим, по обсуждали еще. Запретить тебе говорить о бунте никто не может.

В тот же день Джабадари подошел к Бардиной.

— Вы не думаете, что пора нам договориться, чего мы хотим и какие у нас идеалы?

— Хотите программу?

— Программу по программу, а какой-то устав пашей организации нужен. Записать, что нас объединяет, к чему мы стремимся, какие у кого будут обязанности. Как по-вашему, Софья Илларионовна?

— Надо поговорить с другими, — сказала, подумав, Бардина.

Поговорили, и Ольга Любатович напомнила, что у фричей в Цюрихе был свой устав. Не взять ли этот устав за основу?

— Господа, — предложил Джабадари, — позвольте мне подумать над уставом организации. Я составлю проект, мы все обсудим его, внесем дополнения или исправления, и тогда можно будет его принять.

Ольга настояла на том, чтобы в основе был устав фричей. И передала Джабадари бумажку с переписанным ею уставом.

Стали ждать, когда Джабадари закончит проект, спорили об уставе. Мнения разделились не на два — на несколько русел. Вдруг стало очевидным, что люди в организации мыслят по-разному.

— Друзья, — говорил Джабадари, — организация наша растет, успехом ее мы можем быть довольны. Мы все народники и считаем, что социализм в России может быть построен на основе крестьянской общины. С другой стороны, нельзя закрывать глаза на то, что чисто народническая традиция нами нарушена. С кем мы работаем? Мы работаем не с крестьянами в деревне, а с выходцами из деревни в городе. Я считаю это правильным делом. Нам для дальнейшей работы нужна программа действий. Нам нужно договориться обо всем. Короче, мое предложение — созвать съезд нашей организации, обсудить устав, дать организации название, решить, как мы должны дальше работать.

Предложение Джабадари встречено было всеми так, словно вопрос о съезде каждый решил для себя давно и спорить тут не о чем.