И приходит ночь

Они спустились по лестнице и вошли в закрытое помещение. Рен изо всех сил старалась не упасть. Ее тревожили не темнота и не холод, просачивающийся сквозь тонкую ткань платья, как болотная вода. Сильнее всего ее беспокоило безмолвие магии.

Когда на прошлой неделе они с Хэлом проникли в восточное крыло, магия кричала внутри. Она тянула ее к тому, что находилось за этой дверью, к гнилому сердцу Колвик-Холла. Теперь же, когда они спускались по еще одной гулкой каменной лестнице, она не могла избавиться от чувства одиночества. Все, что здесь было раньше, исчезло.

Что произошло после того, как они ушли?

Дверь за лестницей в конце концов открылась, и они зашли в нечто, похожее на подвал, открытый и влажный, как свежая рана. Хэл щелкнул выключателем, и электрические бра вспыхнули, протестующе загудев. Хотя мрак все еще был густым, как низко нависший туман, бледный неестественный свет падал на стеклянные флаконы и позолоченные книжные корешки, выстроившиеся вдоль полок.

Потертый красный ковер заглушал их шаги. На чистом письменном столе лежала открытая книга. Рядом стояла пустая чашка, на серебряной ложке, лежащей на блюдце, остались пятна от кофе. Тихая обыденность этого места выбивала из колеи. Комната выглядела жилой.

– Здесь есть еще одна дверь, – сказал Хэл, напугав ее.

– Честно говоря, не особо хочу заходить внутрь. – Однако Рен понимала, что ответы ждут по ту сторону. Готова ли она увидеть их? Она заставила себя оторваться от твердого стола и подойти к двери. Шаг за шагом.

Ее пальцы сомкнулись вокруг дверной ручки.

Хэл ободряюще кивнул.

Рен распахнула дверь и сразу же зажала рот рукой.

Оттуда несло смертью. Этот приторно-сладкий запах старого мяса вернул ее на войну, к воспоминаниям о палатках, заполненных умирающими солдатами, о телах, разрывающихся и гниющих на берегу реки.

«Ты здесь, – напомнила она себе. – Оставайся здесь».

Рен включила тусклый верхний свет. Одна лампочка вспыхнула и погасла. Покрывшись холодным потом, Рен осмотрела комнату, чтобы успокоиться. В одном углу стоял стол, накрытый полотенцем с пятнами ржавчины. На нем лежал поднос, полный стальных хирургических инструментов, расположенных аккуратными рядами. Ее глаза скользнули по ужасно длинной игле для костного мозга и молотку. В глубине комнаты, спрятавшись в сгустке теней, стояла кровать. Кто-то лежал под простынями.

Рен открыла сумку и вытащила перчатки и маску.

– Тебе не обязательно оставаться. Это не та же смерть, что на поле боя.

– Я знаю. Но я хочу остаться.

Рен нахмурилась и протянула ему маску.

– Ладно.

Когда Рен почувствовала, что достаточно твердо стоит на ногах, она подошла к кровати. Каждый шаг казался деревянным. Ее разум будто уносился все дальше и дальше. В складках простыни она могла различить слабые очертания лица. Богиня небесная, как она не хотела делать этого. Но кто-то должен был засвидетельствовать произошедшее.

Трясущейся рукой она отбросила простыню и увидела молодого человека. У него были тусклые, полуоткрытые глаза и светлые волосы, похожие на пучок золотарника. Во рту не хватало сигареты. Рен сделала глубокий успокаивающий вдох, борясь с волной ужаса и горя. Наконец она нашла доказательства, которые искала.

Это было тело Джейкоба Байерса.

«Сосредоточься. Сломаешься позже».

Она могла это сделать. Всего несколько минут она могла быть объективной и холодной. Она заставила себя снова взглянуть на его бледное лицо и заметила, что он находится на ранних стадиях аутолиза. Никакого вздутия живота. Никакого разжижения органов или жидкости, вытекающей из отверстий. Только слабое желтое обесцвечивание и вздутие плоти. По ее подсчетам, он был мертв меньше двадцати четырех часов. Они были здесь, когда он умер.

Она могла спасти его, но опоздала.

Сдавленный всхлип вырвался наружу. Глубоко внутри она знала,

что ни одна из жертв Лоури не выжила. Но до этого момента в ней все еще теплилась надежда. Она все еще верила, что, возможно, Байерс, пропахший табаком и постоянно спрашивающий о том, что он пропустил, однажды вновь вернется в офис. Всего несколько недель назад они прятались вместе, заполняли документы Уны и смеялись над шутками друг друга. Он расслаблялся и варил кофе. Она подкалывала его и лечила. Такой была ее жизнь. Все было так обыденно.

Ее руки тряслись. Горло горело от желчи. Рен еле сдерживала крик. Ей хотелось влить в Байерса магию. Расширить его легкие и запустить сердце. Активировать нервную систему. Все что угодно, лишь бы дать его истощенному телу жизнь. Сколько раз она видела трупы на поле боя и сетовала на бесполезность своей магии? Сколько раз она желала отменить смерть?

«Сломаешься позже», – яростно повторила она. Это было больше чем скорбь. Все они были мертвы: и весрианцы, и данийцы.

– Ты знала его? – тихо спросил Хэл.

– Да. Я знала его.

– Байерс.

– Да. – Она склонила голову и сделала несколько вздохов, чтобы прогнать слезы. Лоури за все заплатит, даже если это будет последнее, что она сделает в своей жизни.