И приходит ночь

– Спасибо, – кисло пробормотала Рен. Она, по крайней мере, всегда могла рассчитывать на честность Уны. Она продолжила: – Знаешь, то, что ты присоединишься к нам, не очень-то повысит шансы. Зачем тебе жертвовать всем, ради чего ты работала?

– Я не хочу успеха, если его ценой будут невинные жизни. Кроме того, каким командиром… – Глубоко вздохнув, Уна покачала головой. – Какой подругой я была бы, если бы позволила тебе сделать это в одиночку?

Рен зажмурилась, отчаянно пытаясь сдержать слезы.

– Я не знаю, Уна. Они держат его под постоянным наблюдением Гвардии в Башне, и мы не можем просто ворваться туда…

«Или можем?»

– Я узнаю этот взгляд, – сухо заметила Уна. – О чем ты думаешь?

– Мы с тобой – те, кто поймал его, а значит, в глазах остальных мы – любимицы королевы.

– Верно.

– И ты капитан Гвардии.

– Верно, – с сомнением согласилась она.

– А значит, никто не станет задавать вопросы, если мы посетим его камеру. Проникнуть внутрь будет легко, и, если мы правильно рассчитаем время и замаскируем его, мы сможем выйти через парадную дверь.

– Это самый абсурдный и беспечный план, который я когда-либо слышала.

Рен приготовилась к отказу.

– Но поскольку его казнь завтра, – продолжила Уна, – он единственный, который у нас есть.

Рен прерывисто вздохнула. Они легко пройдут контрольно-пропускные пункты безопасности Северной Башни, но смогут ли они так же легко выбраться оттуда? Если они ошибутся, то будут висеть рядом с Хэлом. Хотя Рен была готова смириться с таким приговором, она не могла просить Уну о том же.

– Он абсолютно не гарантирует успех. Ты правда готова умереть ради Хэла Кавендиша?

– Я бы с радостью посмотрела на его казнь. Но сегодня я отложу в сторону свои чувства и буду терпеть его существование. Что имеет значение – так это правда и высшее благо. Но ты, кажется, думаешь, что его стоит спасти ради него самого.

– Я бы хотела ненавидеть его. Раньше так и было. – Рен опустила взгляд. – Но затем я узнала его ближе. Он терпеливый, и проницательный, и… добрый в глубине души. Ничто не сможет изменить того, что он сделал, но он хочет искупить свои грехи. Я доверяю ему и считаю, что для Дану и Весрии есть другой путь.

– И какой? Без справедливости у нас ничего нет.

– Справедливость привела нас сюда. Справедливость убьет всех нас.

– Что ты предлагаешь вместо нее?

– Прощение.

– Прощение? – усмехнулась Уна. – Это прекрасная мысль, но мы не можем изменить столетия войны. Она у нас в крови.

– Тогда диализ.

– Как всегда, непрактично. – Уна безэмоционально рассмеялась, прерывистый звук превратился во вздох. – Мне жаль, Рен. Мне правда жаль.

Именно это и прорвало плотину. Это тихое наивное «правда».

– Я прощаю тебя. И мне тоже жаль. Я никогда не хотела обидеть тебя. Я никогда не хотела требовать от тебя многого. После того как меня отстранили, я была так напугана, что не могла ясно видеть. Я не могла отказаться от Байерса и так волновалась, что ты будешь следующей. Была часть меня, которая все еще…

Уна поморщилась.

– Ты не обязана говорить это.

– Я должна. Это не исчезнет просто так. Я все еще любила тебя, Уна.

– Я знаю, – хрипло произнесла она. – Но я никогда не могла дать то, что тебе было нужно.

Конечно, она не могла этого сделать. Уже несколько недель Рен знала это. В Колвик-Холле она была слишком занята, чтобы много думать об Уне, а когда вспомнила, то поняла, что это была не та тоска, которую она испытывала в Дану. Рен все еще любила ее. Просто уже не так, как раньше.

– Теперь я это знаю, – сказала Рен. – Как же я хотела бы, чтобы мы поговорили об этом раньше.

– Я была трусихой. – Уна склонила голову. – Я всегда верила, что ничего не боюсь, пока… близость с тобой не сделала меня уязвимой. Может быть, я эгоистка, но я не могла нарушить запрет на отношения между солдатами и поставить тебя выше работы.

– Я понимаю.

Теперь вдруг все, что было между ними, стало слишком обнаженным. Ужасный клубок боли, гнева и замешательства немного распутался. Рен показалось, что у Уны дрожит подбородок.

«В день, когда Уна заплачет, я сломаюсь. Как и весь мир».

– Тогда решено, – хрипло сказала Уна. – Мы обе поступили неправильно. Но мы оставим это позади и пойдем дальше.

– Хотя если оценивать это количественно, я больше виновата. Я, наверное, нарушила все статьи Кодекса военной юстиции Дану.

Уна фыркнула от смеха, прежде чем взять себя в руки. Она подняла руку и провела ею по губам, как будто могла стереть улыбку.

– Я скучала по тебе.

Рен не смогла сдержать улыбку.

– Я тоже скучала по тебе. Снова подруги?

– Снова подруги.

Тепло разлилось в груди Рен, искрящееся и легкое. Но почти сразу же выражение лица Уны снова стало жестким. Она встала и протянула руку Рен.

– Как бы мне ни хотелось наверстать упущенное, нам нужно освободить военного преступника.

Когда Уна подняла ее на ноги, Рен почувствовала себя так, словно вынырнула из ледяной воды. Все ее сомнения, вся боль вытекли тяжелыми ручейками. Все по-прежнему болело, но рядом с Уной Рен почувствовала, что снова может по-настоящему дышать.

33