И приходит ночь

Бросив плакат с объявлением о ее розыске на пол, Рен рухнула на кровать и накрыла голову подушкой. Она пахла ее лавандовым мылом и несмываемой затхлостью этого места. Хотя Рен хотела отгородиться от мира – отгородиться от самой себя, – звук шуршащей бумаги привлек ее внимание. Она подняла подушку с головы и увидела, как Хэл разглаживал плакат.

Он просмотрел его с интересом, словно в его руках был какой-то недавно обнаруженный апокрифический текст.

– Тебя разыскивают за нападение и дезертирство?

– Вряд ли это можно назвать нападением.

Вместе они прислушивались к стонам дома на ветру.

– Ты знаешь ту девушку?

Вздохнув, Рен ответила:

– Да. Она мой командир и лучшая подруга. Точнее, была командиром и лучшей подругой.

Хэл сел рядом с ней на краю кровати, черты его лица были скрыты тенью.

– Что ты на самом деле здесь делаешь?

– Я не лгала тебе об этом. Лорд Лоури нанял меня вылечить тебя. Когда согласилась, я не знала, что это ты. – Она перевернулась на живот. – Проблема в том, что королева не дала разрешения на эту работу. Поэтому можно сказать, я… самовольно ушла.

– Но она знала, куда ты направляешься, – медленно произнес Хэл.

– Знаю-знаю-знаю. Поверь, мне сейчас не нужна твоя критика, Кавендиш. – Рен снова спрятала лицо под подушкой. – У меня были свои причины, понятно? Лоури много чего наобещал.

– Понятно. – К счастью, он не давил на ее, хотя она почти хотела, чтобы он это сделал. Он больше, чем кто-либо другой, мог бы понять, каково это – быть одним из самых ненавистных людей в Дану.

– Что теперь?

– Для начала, – сказала Рен, – тебе нужно принять противоядие.

Это, по крайней мере, было тем, что у нее хорошо получалось. Не дожидаясь ответа, она скатилась с кровати и подошла к столу, чтобы подготовить шприц. Позади зашуршала ткань. Хэл расстегнул пуговицы на рубашке. Тепло разлилось в животе, когда она прислушалась к скольжению накрахмаленного хлопка по его коже. Представила, как свет свечей заливает его ключицы. Рен глубоко вздохнула, вытряхивая пузырьки воздуха из флакона. Заключение в Колвик-Холле начало склонять ее к разврату.

– Ты думаешь, уйти – это лучший вариант? – спросил он.

– Пока что да. Через несколько дней, когда Уна не найдет наших следов, мы вернемся и разберемся с Лоури. Хотя это может затруднить расследование, его я боюсь меньше.

Как только она озвучила план, то сама поняла, что не верит в него. Если они останутся, Уна арестует их. А если они уйдут, кто знает, что сделает Лоури, когда они вернутся? Хороших вариантов не было, но слишком усердные размышления об этом вызывали у нее тошноту от страха.

– Уна Драйден не из тех, кто прощает, – отрезала Рен. – Она арестует меня, как только увидит, а тебя… Я не хочу знать, что она с тобой сделает.

Когда она развернулась, Хэл сидел на кровати, освещенный золотистым светом. Куртка лежала рядом, а рукав рубашки расстегнут, чтобы его можно было закатать выше локтя. Рен изо всех сил старалась скрыть смущение, когда взяла его за локоть.

– Она правда это сделает? – спросил он. – Даже учитывая, что вы были лучшими подругами?

Рен задумалась. Его кожа и ее магия согревали ладонь.

– Да, и я заслужила это. Она пыталась остановить меня. Отсюда и обвинение в нападении. – Рен занялась введением сыворотки в сгиб его локтя. Хэл едва заметно вздрогнул. – Это забавно. Я дезертировала, потому что меня перевели на другую должность. Потому что я хотела остаться с Уной. Но теперь она ненавидит меня и я осталась совсем одна.

– Почему тебя перевели?

Рен вздохнула, наблюдая за тем, как жидкость постепенно стекает в его руку.

– Потому что я исцелила того, кого не должна была. У нас был заключенный с открытым переломом. Уна решила, что это была неуместная жалость. Она пыталась заступиться за меня перед королевой, когда та отстранила меня, но это не помогло. Уна в любом случае всегда думала, что я слишком мягкая.

– Тогда почему вы дружили?

Он спросил так прямо, что она поразилась.

– Что ты имеешь в виду? Мы вместе учились в академии. Мы вместе выжили на войне. Мы все делали вместе. Я люблю ее.

– Хоть ты и допустила тактическую ошибку, – сказал он, – сострадание само по себе не стоит того, чтобы за него наказывать.

Рен вытащила иглу из руки.

– К чему ты клонишь?

– Я не уверен, что отдал бы такой же приказ. – Хэл остановился, словно тщательно обдумывал следующие слова. – Ты действительно считаешь свой поступок неправильным? Ты считаешь сострадание слабостью?

Одни вопросы. Рен рассеянно залечила место укола на его руке и позволила пальцам скользнуть ниже, вдоль длинного сухожилия. Всю жизнь ей говорили, что эмоции приведут ее к падению. Чрезмерная чувствительность делала ее слишком иррациональной, слишком импульсивной, слишком ранимой. Это была правда, но сострадание… Она не была уверена, что оно неправильно.

– Если бы я могла искоренить его, я бы это сделала. Это облегчило бы жизнь.

– Это так. Легче ничего не чувствовать. – Он ненадолго замолчал. – Если она стоит твоей преданности, то простит. А пока ты не совсем одна.

Рен подняла взгляд, и ее сердце затрепетало от неуверенного теплого блеска в его глазах.