Я — ярость

Дверь закрывается, и Элла прерывисто вздыхает. Было бы здорово, если б она могла хоть что-то сделать, но… нет, просто нет. Миссис Хант — взрослая женщина, и если она решила провести остаток жизни взаперти с кошками, медленно сходя с ума и страдая от Ярости, то это ее право. Что Элла может сделать — предложит отвезти ее к психотерапевту? Выбросит мусор из шести переполненных баков? По крайней мере, миссис Хант хорошо запаслась едой для себя и своих котиков, судя по коробкам, которые Элла видела в гараже.

Она уезжает, радуясь мысли оказаться подальше от полного ужасов дома миссис Хант. Свернув в тупичок, Элла снова просматривает контактный лист, решая, кто станет ее следующей целью.

Так, секундочку.

Мистер Риз написал, что взял кота с собой. То есть он уехал.

То есть дом может пустовать.

Первое впечатление многообещающее: трава по колено и куча старых заплесневелых газет на пороге. Старый мистер Риз весьма педантичен в отношении почты: когда он был в отъезде, Элла должна была забирать все приходящие конверты и листовки и раскладывать по дате поступления. Элла с надеждой сворачивает на подъездную дорожку, которая ведет к гаражу, где мистер Риз обычно паркует грузовик, вылезает из машины и идет к входной двери. На ее стук никто не отзывается, и кот Лерой не стучит лапкой по двери, как он обычно делал. Она обходит крыльцо и заглядывает сбоку в дырку в жалюзи (Лерой постарался): дом выглядит пустым. Просто замечательно.

Элла надеется, что мистер Риз не превратился внезапно в параноика и не вызвал уже наряд копов. Она набирает код на двери гаража — и та ползет наверх, демонстрируя полное отсутствие машин внутри. В нос бьет острый запах гнили, и Элла уже осведомлена, что не стоит заглядывать в мусорный бак, — а еще она понимает, что мистер Риз в самом деле уехал, потому что он весьма чувствителен к запахам. Прежде чем заехать, она на всякий случай открывает дверь в дом и кричит:

— Мистер Риз? Лерой?

Снова нет ответа. Дом ощущается еще более пустым: воздух спертый, а температура — как в горячей ванне. Однако Элла уже три года присматривает за Лероем и знает, что окончательным доказательством станет пыль.

Мистер Риз ненавидит пыль. Он доплачивал ей за то, чтоб она сметала пыль со всех поверхностей перед его приездом. И вот на нижней панели телевизора Элла находит толстый серый слой пыли.

Он точно не дома.

Не был уже несколько недель.

И (Элла подмечает это, благодаря странному новоприобретенному опыту) тут не пахнет так, будто кто-то умер, а это огромное преимущество.

Она поспешно загоняет машину в гараж и опускает дверь, быстро обходит дом и потом затаскивает внутрь вещи. Все свидетельствует о том, что мистер Риз добросовестно убрался в доме, а потом уехал, прихватив с собой своего двухцветного кота. Холодильник пуст и безупречно чист, ковровый ворс сохранил полосы от пылесоса, лоток Лероя вычищен и нет его мисочек для еды и воды.

Элла облегченно выдыхает.

Наконец-то она может хоть немного расслабиться.

И в качестве бонуса здесь нет никого, кого она могла бы случайно прикончить.

32.

— Бруклин? — снова кричит Патрисия, а звук все не утихает. — Бруклин!

Бам-бам-бам!

Сердце у нее колотится. Она бросает сумки и мчится в сторону своей спальни. Звук становится громче, и это самое ужасное, что она когда-либо слышала. Он повторяется в каком-то неестественно устойчивом механическом ритме.

Бам-бам-бам!

Дверь в ее гардеробную открыта, Патрисия влетает внутрь — и ее глазам открывается леденящая душу сцена.

Бруклин обеими руками держит зеркало, снова и снова методично впечатываясь в него лбом. Ее золотистые локоны перепачканы кровью, длинные ресницы окрасились красным.

— Бруклин, немедленно прекрати! — визжит Патрисия, она так напугана, что страх переходит в гнев. Но Бруклин ее не слышит и не отвечает.

Ей не нужно даже видеть глаза внучки, чтобы понимать, что там будет абсолютная пустота. Как у Мигеля.

У Бруклин крошечные пальчики, и Патрисия своими огромными ладонями по очереди отрывает каждый палец от вычурной рамы зеркала. Кожа у девочки горячая, ее лихорадит. Окровавленные осколки стекла при каждом ударе сыплются на пол. Нежное тельце напряжено, она твердая, как фарфоровая кукла. Бабушка оттаскивает ее от зеркала, которым Бруклин так восхищалась всего несколько часов назад.

Теперь от зеркала почти ничего не осталось.

Не в силах продолжать биться лбом в блестящую поверхность, Бруклин изгибается и тянется к нему, скрюченные руки хватают осколки. Она не ощущает от этого боли, как не ощущает ее и из-за порезов и гематом на лбу. Борясь с припадком внучки, Патрисия замахивается и с силой пинает зеркало. Оно врезается в стену, окончательно разбиваясь, рама заваливается набок, а осколки усыпают некогда девственно-чистый белый ковер.

Тело Бруклин обмякает в руках Патрисии.

Тихий вдох, мерный и спокойный — и затем судорожный всхлип.

— Мамочка! Мамочка, мне так больно! Мама! Меня поймал монстр, мама, помоги!

Патрисия прижимает Бруклин к груди, баюкая ее, изо всех сил стараясь не задевать окровавленный лоб.