Я — ярость

Арлин нависает уже совсем рядом и наклоняется так, что Челси чувствует запах ее духов. Арлин толкает ее ногой, и некуда деваться, она в ловушке, не убежать, перед ней ее босс, она не хочет ударить Арлин, но, боже, можно ведь просто оттолкнуть кого-то изо всех сил, и…

Арлин толкает ее коленом в плечо — и Челси отшатывается назад, кровь у нее кипит, голова горит, руки напряжены, тело велит сжаться в комок и замереть или встать и сражаться, и все это одновременно: мышцы и натянуты, и дрожат, как будто она животное, зажатое между стеной и коробкой.

— Челси! — рявкает Арлин. — Ты что, позволишь мне так помыкать тобой?

— Нет! — вопит Челси, вскакивая на ноги. Руки у нее сжаты в кулаки и трясутся. — Нет, ты мне не мать! Ты не мой муж! Ты не имеешь права меня заставлять!

— Давай, Челси, выпусти это! Кричи!

И Челси кричит, рычит, выплескивая гнев, который копился все эти годы, и наконец чаша переполнилась, это похоже на взрыв, который сотрясает весь мир — и вне тела, и внутри.

Тишина, последовавшая за ее воплем, просто оглушительная. Никто не двигается. У Челси неистово болят разодранные криком связки.

Арлин расслабляется и выглядит куда менее угрожающей, а говорит тише.

— Что ты чувствовала в руках, Челси?

Она смотрит вниз, удивленная таким вопросом. Ее руки подняты к груди, ладони раскрыты в защитном жесте, как будто она кого-то отталкивала.

Как будто она отталкивала Дэвида.

— Напряжение. Мне хочется… сопротивляться. Хочется кого-нибудь толкнуть.

— Так толкни, давай же. Оттолкни его прочь!

— Но его здесь нет…

— И не нужно, просто отпихни воздух, как будто он тут, ну!

Челси так и делает, это ощущается странным, но в животе словно раскрывается теплый солнечный шар. Будто все приходит в норму.

— Что ты чувствуешь теперь?

— Руки перестали дрожать, теперь легче, и… как будто они слегка зудят.

— Что еще?

— Просто… облегчение. Как когда напрягаешь мышцу, а потом расслабляешься. Только во всем теле.

Она опускает руки по бокам, щеки горят. Челси смотрит на Арлин, пораженная тем, что ощущает себя будто бы вдвое больше, но при этом легкой, как перышко.

— Это был твой муж, Челси? Он обижал тебя?

Челси кивает. Все возвращается, как будто Дэвид никогда не покидал ее голову.

— Он все время толкал меня. — Дышать становится тяжелее, воспоминания проносятся, будто она мысленно листает фотоальбом: одни и те же картинки, снова и снова. — Швырял в угол, на стул, прижимал всем телом к столу. Он был… больше и опаснее. Он тыкал меня пальцем в грудь, чтобы подчеркнуть свои слова, и у меня оставались синяки. А если я говорила что-нибудь не то, то он хватал меня за горло и душил…

Она замолкает, прижав руку к шее. Все смотрят на нее и молчат. Арлин стоит в метре от нее, смотрит встревоженно, но доброжелательно улыбается, и ее глаза горят, как будто Челси еще маленькая и впервые едет на велосипеде без подстраховки.

— Продолжай.

— Он… никогда не давал мне даже возразить. Я не могла сопротивляться.

— Он делал тебя меньше.

— Он… хотел, чтоб я была меньше. Чтобы я с каждым годом уменьшалась, все сильнее и сильнее.

— Он тебя затыкал.

— Все было «не так», что бы я ни сказала. Он не хотел обсуждать отношения, если только не был пьян, но и тогда говорил только о себе. — Горло болит, как будто слова рвутся наружу. Никогда раньше она не произносила вслух ничего подобного. А сейчас она словно под заклинанием: говорить больно, но молчать невозможно. Во рту пересохло, глаза на мокром месте, и их нестерпимо жжет. — Я никому не могла рассказать.

Арлин понимающе кивает, как и еще несколько женщин.

— Обычная тактика абьюзера: он убеждает тебя, что ты все неправильно помнишь, что если ты расскажешь кому-нибудь, тебе все равно никто не поверит. Он хочет, чтоб ты считала себя чокнутой, глупой, беспомощной. Хочет отрезать тебя от людей, которые могут поддержать, чтобы ты никому не рассказала. Хочет, чтоб ты молчала вечно.

Челси кивает. Боже, как глупо сейчас думать о том, что она сама позволила этому случиться. Когда она здесь, среди людей, все это звучит просто смешно и по-идиотски, но когда она была там, с Дэвидом…

— Я так долго жила с ним, что забыла, что значит быть нормальной.

Арлин шагает вперед, подняв руки, глядя на Челси как на пугливую кошку, которая может в любой момент шарахнуться или наброситься на нее.

— Все в порядке. Это не твоя вина.

Челси опускает голову.

— Это моя вина. Я сама позволила этому произойти со мной.

Арлин качает головой, и в глазах у нее мелькает улыбка. Челси думает, не была ли Арлин сама в той же ситуации.