Сейчас на улице темно, только светятся уличные фонари, расставленные с таким расчетом, чтоб было хорошо видно, если какие-нибудь подростки попытаются взломать припаркованные машины — и их проделки обязательно запишет на видео какой-нибудь сознательный сосед. Элла по пути так и не встретила ни единого дома, где горел бы свет внутри: одна половина полностью погружена в темноту, а у другой работает только наружное освещение. Даже в эту странную пандемию четыре часа утра — мертвое время. Элла садится за столик для пикника (сперва осмотрев его на предмет засохшей жвачки и птичьего помета) и открывает ноутбук.
Вот он, их Wi-Fi с некреативным названием из цепочки букв и цифр. Она заходит в сеть и первым делом вбивает в поисковую строку имя Чеда Хантли, чтобы узнать, что пишут в газетах. История едва ли заметная по сегодняшним меркам: отважный офицер погиб в родном городе при исполнении служебных обязанностей, защищая мирных граждан от Ярости. Нападавший неизвестен.
То, насколько велико ее облегчение, становится для Эллы неожиданностью.
Они не знают, что это она.
Ну, или же знают, но не хотят раскрывать широкой общественности.
Может быть, дядя Чед приехал за ней туда не как офицер полиции, а в качестве одолжения отцу. Может, его там даже не должно было быть, и им было неловко, что сигнал его телефона или машины привел их к дому мертвой старушки. Может, лаборатории настолько перегружены, что никто не делает ДНК-тесты. Может, сегодня им это уже неважно: ведь нельзя привлечь человека к ответственности за то, что он сделал во время приступа, — так какой смысл тратить на расследование деньги налогоплательщиков? Роскошное время для преступников — но и для Эллы тоже. По крайней мере, у нее на одну причину для беспокойства меньше.
Затем она заходит на Фейсбук
Пока она еще там, Элла пытается придумать, с кем мама могла бы продолжать общаться, — к сожалению, на ум приходит только мамин куратор из «Дрим Виталити», и Элла пишет ей тоже, просто на всякий случай. Затем она минут двадцать скроллит свою и мамину ленты в поисках подсказок, но там только всякая чушь, тонны фейковых новостей и статистики по поводу Ярости. У каждого пользователя в профиле по-прежнему висит рамочка вокруг аватарки «ОСТАВАЙСЯ ДОМА, СПАСАЙ ЖИЗНИ», которую со времен ковида слегка доработали. Печально, что это послание все еще актуально.
Бабушка, похоже, не врала — вакцина существует, но ее могут позволить себе только богачи, потому что правительственные разработки грозят затянуться на месяцы, а то и на целый год (вернувшись к власти, президент снова собрал группу реагирования по вопросам пандемии). Эта вакцина — единственное лекарство, и она настолько недосягаема, что у Эллы слезы на глаза наворачиваются. Даже если б она могла вернуться в дом к бабушке — Элла опасна, ей нельзя находиться рядом с Бруклин. Но ей до смерти хочется просто поговорить с кем-нибудь знакомым, просто выяснить, что с мамой и младшей сестрой все в порядке. Ей на самом деле нужно только это — знать, что у них все хорошо.
Несмотря на то что сейчас четыре утра, она почему-то надеется, что бабушка ответит — разумеется, безуспешно. На всякий случай Элла посылает ей свой номер телефона, а потом открывает новую вкладку. Вокруг квакают лягушки и стрекочут насекомые, комары жужжат и жалят ее, оставляя зудящие ранки, от которых больше не будет серьезного вреда, а Элла размышляет, как найти мать. Больше идей нет.
И все-таки она вводит мамино имя в строку поиска.
Она уже знает, что обнаружит, — но есть что-то успокаивающее в том, чтобы видеть хотя бы такие свидетельства, что мама все еще где-то там.
По крайней мере, на этот раз в новостях больше подробностей.
Они использовали красивые беззаботные снимки, которые Элла сделала на мамин телефон, когда та все еще пыталась продавать свои дурацкие масла онлайн. Лайфстайл-фото — вот как это называется. Элла пропускала их через разные фильтры, чтобы добавить теплоты и яркости, а потом мама снабжала фото сочными, вдохновляющими цитатами и выкладывала в Инстаграм