Я — ярость

Челси чувствует странное отчуждение и оцепенение. Она присоединяется к другим женщинам и, отгородившись какими-то простынями, свисающими с потолка, выбирается из костюма — очень осторожно, чтобы не испачкать ткань в пыли. Вешает его на пластиковые плечики, мимоходом отмечая, что там написано «ЧЕЛСИ», а не «ДЕВИЦА ИЗ ФЛОРИДЫ», и это немного возвращает ее в собственное обличье. Челси с удовольствием влезает в привычную одежду: мягкая футболка с V-образным воротом и джинсовые шорты — и стирает сценический грим и пот, тратя аж три влажные салфетки. Немного тревожно видеть, какой бледной она становится, будто салфетки стерли не только грим, но и часть ее лица. Челси закалывает волосы в пучок и идет ужинать. Никто не разговаривает; это по-прежнему похоже на похороны, вот только без привычного утешительного сценария. БКЯ ощущался уже почти семьей, но сейчас Челси будто бы потеряна. Ей удалось подраться — и это было здорово, но потом она нарушила правила, вмешалась в драку со зрителем, и… в общем, все пошло не по плану.

Запах гриля помогает немного прийти в себя. Она на автопилоте выбирает еду и напитки, берет пластиковые приборы и находит шезлонг, чтобы устроиться в нем поудобнее. Только сев, она понимает, что получилось так, что те, кто дрался, первыми получили ужин, так что она, Стив, Мэтт и Мэрилен сидят на стульях, Ти-Джей галантно расположился на полу, а Джой нигде не видно. Никто не говорит ни слова. У этих четверых отняли хорошо исполненную работу, а еще четверо вообще лишились возможности выступить. Остальным все равно придется убирать зал и составлять стулья, выполняя свою часть работы. Челси им не завидует. Их работа слишком похожа на то, что она делала дома: наблюдала за чем-то большим, а после наводила порядок в полном одиночестве.

Бургер Челси на вкус… никакой. Абсолютно никакой. Она глотает его, ощущая, как каждый кусок застревает в горле. Газировку Челси тоже взяла наугад, и по вкусу это просто шипучка. Она не может прекратить думать о женщине. Об отчаянии в ее глазах, о том, как в этих глазах вообще ничего не отражалось. О том, как она пришла в сознание, готовая услышать, что убила человека, — и разочаровалась оттого, что этого не случилось.

Челси абсолютно подавлена тем, как безропотно эта женщина вернулась к прежней жизни. Это было как… тошнотворный удар под дых. Сломленная, она отправилась к мужчине, который причинил ей столько зла, что она хотела его смерти. Она прекрасно понимала, что он знает, что она сделала, и что он накажет ее за эту попытку. Она так боялась неизвестности, что предпочла известное ей домашнее насилие.

Слишком знакомое чувство, от которого Челси выворачивает наизнанку.

Как бы сильно она ни любила девочек, как бы ни скучала по ним, как бы ни думала о них каждое мгновение — она не смогла бы вернуться к жизни с Дэвидом. Она была не в силах втиснуть себя обратно в ту крошечную коробку, отрезать часть себя, как сводные сестры Золушки, которые отрубили себе пятки, лишь бы принять заранее заготовленную для кого-то другого форму. Может, сейчас она на мели — у нее три смены одежды, одна пара обуви и самое дешевое нижнее белье из супермаркета, — но никто не может ее заставить сделать что бы то ни было. И это фантастическое чувство.

Более того, это ощущается точкой старта.

В старой жизни все воспринималось как неизбежный финал.

В ту ночь она засыпает куда быстрее, чем ожидала. Ее схватка была изматывающей, и, хоть ей нравились эти старые знакомые искорки театрального волшебства, все, что было дальше, истощило ее ресурсы. Весь автобус погружается в тишину. Возможно, с БКЯ покончено. Вероятно, завтра их отправят по домам, а ведь у некоторых нет дома, куда можно было бы вернуться. У Челси даже машины нет, так что если ее выпроводят, то придется…

О господи, что?

Она понятия не имеет.

Может, Эми позовет ее с собой? У Эми хотя бы есть машина, она стоит за закрытыми воротами на стоянке возле ярмарки.

Если не Эми, то, может, Мэрилен. Челси любит Стива и Мэтта и доверяет им, но не готова вступать в отношения (пусть и дружеские), в которых мужчина будет иметь над ней власть, в которых даже его голос будет иметь больший вес просто потому, что ему принадлежат все ресурсы. Челси слишком хорошо понимает, что так просто порочный круг не разорвать. Если б ей некуда было идти и мужчина велел бы ей прыгать, есть шанс, что Челси покорно склонилась бы и спросила, как высоко.

Утро следующего дня тоже отдает мрачностью. Арлин пытается привнести нотки легкомыслия, напевая что-то из репертуара B-52s[43], пока они чистят зубы, причесываются и по очереди принимают теплый душ в маленькой ванной в фургоне — по две минуты на человека.

— Вы все так ведете себя, будто это конец света, — говорит Арлин, качая головой. — Все только начинается. Если полагаете, что с БКЯ покончено, то вы просто не знаете Харлана Пейна.