Рэндалл берет ее руку в свои и потирает — он делал так с Розой, когда она разбивала вазу или портила ужин. На первый взгляд выглядит успокаивающе, но это нечто вроде предупреждения для более слабого существа. Кошачья лапа, опущенная на спину неосторожной мыши. Когти спрятаны, но угроза реальна. Очевидное давление.
— Между нами говоря, так будет куда лучше. Я уйду на пенсию, а значит, буду жить на пособие, и давай-ка начистоту, дорогая: в последнее время ты тратишь изрядно. Впрочем, можем поступить и иначе: я выставлю дом на продажу, но ты можешь здесь жить, пока его не купят.
Он отпускает ее руку и встает, потягиваясь, будто выпрямился впервые за долгое время. Улыбается, подставляя лицо солнцу.
— Весьма любезно с твоей стороны расторгнуть брачный договор таким вот образом, — он говорит тихо, почти ликующе (каков ублюдок!). — Притащить в дом детей! Я уж думал нанять какого-нибудь чистильщика бассейнов и уличить тебя в измене, но так куда проще.
Хоть это и не к месту, но Патрисия весьма впечатлена. Она всегда знала, что Рэндалл образован, но не думала, что мозги у него работают так хорошо. Конечно, собственных неосмотрительных поступков он никогда не скрывал, но ведь и брачный договор был направлен только на
Терять уже нечего. Патрисия позволяет одержать верх истинным чувствам, и слезы наворачиваются на глаза как по команде.
— Рэндалл, да как же ты можешь просто бросить меня после всего? Оставить меня ни с чем, в то время как у тебя миллионы?.. — Голос у нее срывается, а нижняя губа дрожит.
Он толстыми пальцами хватает ее за подбородок.
— Нечего тут разводить комедию, дорогая! Не говори, что ты была не в курсе. Да, на какое-то время нам обоим был нужен этот брак, и мы это знали — а теперь это время прошло, расцвет миновал… как и ты. — Он небрежно вертит ее лицо из стороны в сторону. — Тебе было сорок пять, когда мы встретились, но ты выглядела на тридцать. Достаточно молодая, чтобы сохранить красоту, но достаточно зрелая, чтобы казаться респектабельной. А теперь ты просто старая кошелка, которая требует цветы и драгоценности каждый чертов день. — Он отпускает ее. — Но нам было славно вместе, а?
— Но… я делала все, что бы ты ни попросил…
Она ощущает себя полной дурой, когда стоит перед ним, безвольная, запинающаяся, с дрожащим голосом.
— Верно. А потом ты постарела, с тобой стало скучно, и тебя дорого содержать. В общем, считай вакцину подарком от меня за выслугу лет.
Он идет в дом, и Патрисия смотрит ему вслед, позволяя наконец прорваться наружу долго копившимся отвращению и неприязни.
— А что насчет Исландии? — вдруг спрашивает она. Рэндалл оглядывается и печально качает головой.
— Дорогая. Я даже не покупал тебе билет.
Челси во всю глотку распевает Life is a Highway на пару с Джинни, и кажется, будто ей снова шестнадцать. Окна минивэна опущены, Джинни ползет по шоссе I-4, а Челси закидывает ноги на приборную панель. На ней старые обрезанные джинсы и шлепанцы, а в подстаканнике у локтя — запотевший макфлурри. Волосы собраны в пучок, она намазалась кремом от солнца, но не накрасилась. Почти от всего этого Дэвид был бы в бешенстве.
Не говоря уже о том, что она забрала из дома все, что ему понадобится, но оставила свое обручальное кольцо.
О, Дэвид ужасно, ужасно расстроится.
Это приятно, хоть и немного мелочно.
В нормальное время на шоссе I-4 на участке от Тампы до Орландо полно пробок, но теперь из-за Ярости дорога пуста. Не то чтоб Джинни злоупотребляла этим. Она четко соблюдает скоростной режим, включив круиз-контроль, и держит руль обеими руками, даже когда поет. Это вполне соответствует всему, что Челси о ней знает: до Ярости она была школьным учителем, то есть человеком в высшей степени ответственным, и будет следовать правилам, даже если никто не смотрит. Вот почему Джинни настояла на том, чтобы сесть за руль: конечно же, она заметила, как расстроена Челси. И разумеется, с учетом всего барахла, которое Челси вынесла из дома и покидала на заднее сиденье, им бы не хватило «мини-купера» Джинни.