Я не скажу тебе о сыне

На мне была иллюзия, поддерживаемая не только моей слабой магией, но и куда более сильной магией Велии. Но слишком сильно изменить мою внешность мы не решились — ведь этот месье видел меня в моем подлинном состоянии, и значительные изменения могли его только насторожить.

— Ну, что же, сударыня, — он кивнул, давая понять, что готов принять и мою версию, и перестал обращаться ко мне «ваше величество», — в таком случае вам не составит труда доказать мне, что я ошибаюсь. Вы же понимаете — вопрос слишком серьезен, чтобы я мог поверить вам на слово. Вы так похожи на королеву Алессандру, и вы появились в Розенбурге примерно тогда, когда народу сообщили о ее гибели, что мои подозрения имеют под собой основания. А раз так, то я просто обязан поставить о них в известность королевский двор. Если я окажусь не прав, я принесу вам искренние извинения и выплачу ту компенсацию, что вы пожелаете.

— Что за чушь, месье! — не выдержала Лео. — Какие доказательства вас убедят? Мы приехали с самого востока Линарии, где нас многие знают, и если вы хотите в этом убедиться, то вам придется поехать именно туда.

— Нет-нет, сударыня! — возразил он. — Нам ни к чему проделывать путь через всю страну! Достаточно доехать всего лишь до Лимы. И уверяю вас, мы не станем поднимать никакого шума. Если кто-нибудь из тех, кто близко знал ее величество, подтвердит, что вы — не она, то я смиренно попрошу у вас прощения.

22. Ярость

Я не предложила ему присесть, и он так и стоял на некотором расстоянии от меня. Впрочем, шевалье де Ламаж тоже слушал это, стоя у дверей.

— Кто вы такой, сударь, чтобы требовать от нас чего бы то ни было? — холодно спросила я. — И это вам, а не мне, нужно собирать доказательства своей правоты. Но меня это уже совершенно не интересует.

На его лице напряженно заходили желваки. Я не знала, о чём думал в этот момент он, но для себя уже приняла решение — как только месье Ледюк удалится, мы соберем самые необходимые вещи и уедем из Розенбурга. Наверняка, Велия знает надежного проводника, который проведет нас через горы.

— Вы переходите всякие границы, сударь! — в голосе шевалье зазвучали гневные нотки. — Как вы смеете так разговаривать с благородной дамой? Мадам Бриссак сказала вам, что вы ошиблись, а значит, дальнейший разговор не имеет смысла, и нам с вами следует удалиться.

— Не смею возражать вам, шевалье! — смиренно поклонился Ледюк. — Только позвольте мне сказать несколько слов именно вам. Я уверен, что для вас, как для офицера, интересы Линарии стоят превыше всего!

Де Ламаж посмотрел на него с удивлением.

— Разумеется, месье!

— В таком случае, я должен сообщить вам еще один маленький секрет, о котором, я уверен, вы еще не знаете. У мадам Бриссак есть ребенок! Прелестный малыш одного года от роду. Ага, сударь, вижу, вас это заинтересовало! Только представьте — если я не ошибся, и мадам Бриссак на самом деле — королева Алессандра — то этот мальчик может быть сыном его величества! Наследник престола Линарии! Только задумайтесь об этом, сударь!

Я почувствовала, как холодный пот потек по спине. Шевалье де Ламаж был готов пожалеть изгнанную королеву, но захочет ли он помочь нам теперь?

И то молчание, что последовало за словами Ледюка, красноречиво свидетельствовало, что шевалье и сам еще не принял решение. Лео незаметно сжала мне руку, но этот жест поддержки был не способен меня приободрить.

— С какой стати нам с вами, месье, вмешиваться в частную жизнь мадам Бриссак? — наконец, спросил шевалье. — Эта дама не кажется мне знакомой, а ведь я сопровождал королеву на выездах на протяжении многих месяцев, и куда быстрее, чем вы, должен бы ее признать. Но я позволил вам лично задать ей тот вопрос, что вас волновал, и она ответила на него отрицательно. Чего же вы изволите еще, сударь?

Ледюк посмотрел на меня, на Лео, потом перевел взгляд на шевалье, недвусмысленно поглаживавшего эфес своей шпаги, и сдался.

— Ну, что же, возможно, я действительно ошибся. Прошу прощения, сударыня, за то беспокойство, что причинил вам своим визитом. И вас, лейтенант, тоже прошу меня простить — вы проделали напрасно такой путь из Лимы.

Он выглядел расстроенным и разочарованным, но я сомневалась в том, что он отступит так просто. И сомневалась в этом не я одна. Как только за Ледюком закрылась входная дверь, Лео хрипло сказала:

— Не удивлюсь, если он завтра же отправится в столицу.

— Это его право, — ответила я и повернулась в сторону де Ламажа. — Сударь, я крайне признательна вам за поддержку, но понимаете ли вы, что, решившись помочь мне, вы уничтожили свою карьеру? Если этот месье действительно поедет в столицу и лично явится со своим сообщением в вашу сыскную службу, вас тоже могут обвинить в государственной измене.

Шевалье выглядел взволнованным, но было не похоже, что он сожалеет о своем выборе.

— Ваше величество, день, когда я узнал о вашей гибели, был худшим днем моей жизни. Знали бы вы, как сожалел я о том, что не сумел вас защитить! Останься я тогда в Лиме, всё могло бы обернуться по-другому!