Я не свидетель

Остапчук с обоими обменялся степенным рукопожатием, сел на стул и утер крутой лысеющий лоб.

— Ты что же это так, Максим Федорович, налегке? — спросил Михальченко.

— Это в каком смысле?

— В смысле, что без бутылки?

— Ты ее у меня еще заработай. Дай хоть из крана воды. Жарко. А ты бутылку хочешь в такое пекло.

— Пей, — Михальченко указал на сифон с водой.

Когда Остапчук отставил опорожненный стакан и аккуратно сложенным платком промокнул губы, Михальченко в том же шутливом тоне спросил:

— Ты к нам, конечно, заскочил просто попить бесплатно водички?

— Ага. А тебе бы все денежку драть с людей… Так что считай, что я пришел не по частному делу, а официально. Понял?

— Валяй, валяй. Что с вас бесштанных взять?

— Мы получили ориентировку, что сюда выехал из Еревана «Нивой» некий Мурадян Ашот Гургенович. Скупщик оружия. Ездит по городам, где у него есть уголовные связи. В Армении оружие перепродает боевикам, — произнеся этот длинный для него монолог, Остапчук уставился на Михальченко.

— Почему ты думаешь, что он отсюда будет гнать оружие?

— А почему он не самолетом? Прибыл «Нивой». Неблизко, а? И машину не жалко.

— Прибыл?

— Да. Мы его уже установили. Даже на видеопленку записали его свидание с Владимиром Басиком. Они вели денежные расчеты. Басик проходил когда-то по делу о хищении взрывчатки на Булавинском карьере. Не исключено, что школу ДОСААФ потрошил он с дружками.

— Я этого Басика помню, снимал его подельщиков, — уже серьезно сказал Михальченко. — Чего же вы не взяли его с армянином?

— За что? Предмета торговли при них не было. Да и попасти Басика следует, чтоб выйти на всю группу.

— Пока вы будете пасти, «Нива» с оружием укатит в Ереван. Надо было брать обоих и «колоть», «колоть», чтоб они вам всех сдали. Тем более видеопленка у вас есть.

— Грош ей цена, видеопленке, — сказал молчавший все время Левин.

Оба повернулись в его сторону.

— Почему? — спросил Михальченко. — По закону она может служить доказательством в суде.

— До суда еще далеко. Им еще и в прокуратуру нечего передавать, посмотрел Левин на Остапчука. — А с видеозаписью обстоит так: для судьи должна быть гарантия, что пленка подлинная, что в ней нет монтажа. Значит ее надо идентифицировать. Для этого потребуется специальная фонографическая экспертиза. Пора бы это знать, Михальченко, не первый год сыском занимаешься.

— Так надо это сделать. Вкупе с другими доказательствами…

— Не спеши, — оборвал его Левин. — Если пленка подтверждает слова свидетеля, она годится для суда. А где свидетель? Так что в данном случае она анонимна. Вот почему ей грош цена. Ни один следователь, если он грамотный, не приобщит ее к делу. Иначе в судебном заседании получит двойку, как школьник у доски, — Левин посмотрел на обоих.

После недолгого молчания, Остапчук как бы вспомнив о цели своего прихода, сказал:

— Я помню, что ты брал подельщиков Басика.

— Их было трое.

— Да. Один — Вялов. Отсидел, вернулся, живет нормально. Сейчас механик в гараже треста «Сантехмонтаж». Семья у него. Все путем.

— Да знаю я! Что ты мне рассказываешь. Мы чуть ли не приятели, по кружечке пива выпиваем, когда встречаемся. Я ведь ему прописку помог восстановить. Не хотели прописывать у матери.

— Вот мне и нужно, чтоб ты с ним поработал. Пусть поможет: кто мог быть с Басиком, когда брали школу ДОСААФ.

— Ты что уверен, что это Басик провернул?

— Почти.

— С Вяловым не обещаю. Мужик он крутой. Скажет: «Иди-ка ты, опер, к такой-то маме. Я отмылся, больше меня ни во что не тяни». И весь разговор.

— А ты попробуй, — настаивал Остапчук.

— Попробую, — согласился Михальченко и обратившись к Левину, заметил: — Видели, какой наш Максим Федорович настырный.

— Будешь настырным, — нахмурился Остапчук. — Начальство шумит: «Плохо работаете!» А как работать, когда комиссии замучили, от писанины уже озверел. Учат: «Работать, товарищи, надо профессионально», — Остапчук налил себе еще стакан воды, выпил залпом. Видно, прорвало его, обычно молчаливого и сдержанного. — Это они-то профессионалы! Ну а вы чем сейчас веселитесь? — спросил Остапчук.

— Немцев ищем, — улыбчиво сощурившись, Михальченко посмотрел на Левина. — Двоих сразу.

— Каких еще немцев? — не понял Остапчук.

— Приехал, понимаешь, сюда из Казахстана, из какого-то Энбекталды, туды его мать, старик-немец. И как в воду канул. Вот сын его и заказал нам эту работу: ищите, мол.

— А к кому он приехал?

— Если б мы знали!

— А как он называется немец этот, фамилия?

— Тюнен. Георг Тюнен. Не слыхал?

— Нет. А что за второй немец?

— Давняя история. С военных лет. Тут в лагере сгинул. Вот и мыкаемся.

— За валюту, — вставил Левин.

— Чего ж ты стонешь! — Остапчук посмотрел на Михальченко. Что-нибудь уже нашли от этого немца из Казахстана?

— Фунт дыма, — Михальченко махнул рукой.

— Больницы, морги, гостиницы, все такое прочее проверял?

«Все мыслим по шаблону. И никуда не денешься. Все начинается с элементарного, даже у шахматистов — Е-2, Е-4», мысленно усмехнулся Левин.

— А шмотки его искал? — спросил Остапчук.

— Какие шмотки? — развел руками Михальченко.

— Что-то же у него было? Какая-нибудь приметная вещь.