Я не свидетель

Пожалуй, это была одна из самых полезных информаций, полученных Левиным от Анерта. В ней имелась ссылка на конкретный документ, на книгу. Фамилия автора — В. Агафонов — была Левину незнакома, хотя он знал имена и работы многих известных следователей-криминалистов двадцатых годов. Имя В. Агафонова скорее всего предали забвению однажды и навсегда по одной причине: он эмигрировал в Германию. Этого по тем временам было достаточно. Книгу, понимал Левин, искать в частных библиотеках своих коллег, пожалуй, бессмысленно. От криминалистов своего поколения, имей они ее, он хоть однажды бы да услышал фамилию автора. Скорее всего она может быть в двух библиотеках: университетской или Академии наук. Если она там есть, то, вероятней всего, в спецфондах. Сейчас попасть туда уже не проблема. А Анерта надо попросить поискать в бумагах его дяди письмо Клеффера, которое должно было быть вскрыто после его смерти, либо содержание письма в дневниковых записях за вторую половину 1928 года.

И Левин принялся печатать письмо в Мюнхен…

Ломбард наконец открылся. С силой толкнув тяжелые застекленные металлические двери, Михальченко вошел. В правом углу узкого темноватого помещения находилась конторка, за которой сидела пожилая худощавая женщина с хорошо уложенными и в меру подкрашенными светлыми волосами. Она подняла на него глаза.

— Вы заведующая? — поздоровавшись, коротко спросил Михальченко.

— Я. В чем дело?

— Вам звонил Якимович из Ленинского райотдела милиции? — сблефовал Михальченко.

— Нет.

— Моя фамилия Михальченко, — он достал красную книжечку удостоверения, махнул ею и тут же сунул в карман. — После семнадцатого апреля вам был сдан мужской плащ, пятидесятый размер. Темно-синий, импортный, на меховой подстежке. Она крепится на «молнии». От вас он был анонимно передан в комиссионный номер двенадцать. Мне необходимо знать: кем он был сдан и какого числа точно. Когда вы сможете поднять документы? — он говорил с напором, не давая возможности перебить себя.

— Рыться надо долго, — спокойно ответила заведующая.

— Я зайду через час.

— Лучше после перерыва. В перерыв я и поищу.

— Хорошо. В три я буду, — он вышел, уверенный, что его деловитая настырность впечатлила.

Два с половиной часа он скоротал, съездив в финотдел за какими-то бланками и выстояв очередь в сберкассе, чтоб уплатить по счетам за телефонные переговоры.

Ровно в три Михальченко вошел в ломбард. Заведующая сидела на том же месте, словно и не поднималась с него с момента ухода Михальченко.

— Как наши дела? — спросил он, подходя к конторке.

— По-моему, я нашла то, что вы просили. Восемнадцатого апреля такой плащ был сдан гражданкой Лынник. Вот данные по ее паспорту, — заведующая протянула листок бумаги.

«Лынник Ольга Викторовна, проживает по ул. Шевченко, 17, кв. 8», прочитал Михальченко.

— Почему же она не выкупила плащ своевременно? — спросил он.

— Вот этого я уже не знаю. Срок прошел, и мы его сдали для реализации через комиссионный.

— Сколько же она за него у вас получила?

— По минимуму, — и назвала цену.

— «Странно, — подумал Михальченко. — Новый импортный плащ! По нынешним ценам на барахолке и у фарцовщиков такой втрое дороже».

— Что еще? — спросила заведующая.

— Все! Спасибо! — Михальченко схватил бумажку так, словно заведующая могла передумать. — Все в порядке, — повеселел он. — Задал я вам хлопот!

Она равнодушно пожала плечами, ей было наплевать на реакцию этого здоровенного детины, внезапно перешедшего от нагловатого тона к благодарно-любезному.

Попрощавшись, он вышел, уселся в машину:

— Стасик, домой! Везем подарок Ефиму Захаровичу!

Но Левина в бюро Михальченко не застал.

«Сейчас мы установим возраст Ольги Викторовны Лынник и все остальное, — сказал он себе и взялся за телефонную трубку. — Хотя спрашивать о возрасте женщины неприлично, но в данном случае мы ведь не у нее будем спрашивать, а? Потом попросим участкового дополнить нам портрет Ольги Викторовны». — Он позвонил в справочное бюро УВД.

Через полчаса он уже знал, что Ольга Викторовна Лынник, 1962 года рождения, замужем, работает барменшей в гриль-баре «Голубой день». Михальченко отправился туда. Он помнил этот гриль-бар в пятнадцати километрах от города, в зоне отдыха в старом сосновом бору с прудами, когда в субботу и воскресенье горожане ездили отдыхать автобусами и электричками — в эти дни въезд в зону отдыха частному автотранспорту был запрещен. В бору располагалось несколько пионерских лагерей, реабилитационное отделение для перенесших инфаркт. Заведение общепита «Голубой день», сооруженное из сборных древесно-стружечных плит, работало только летом. Сегодня, в будни, сюда можно было ехать машиной.

— Налево, по просеке, — сказал Михальченко шоферу. — Бывал здесь?

— Нет, — ответил Стасик.

— Вон флигелек. Подваливай к нему.

Народу в единственном зальчике оказалось немного. Быстро оглядевшись, Михальченко увидел за стойкой бара молодого парня в белом халате, наливавшего в мензурку из коньячной бутылки. Слева от него за стеклом вращались на трех вертелах бройлеры.

— Что будете заказывать? — подошла официантка.