Я молчала.
— Как я уже говорил, характер — это способ понять мир, приспособиться к нему, объяснить происходящее вокруг и поведение людей и, наконец, найти свою манеру жить и выработать определенное поведение.
Я опять промолчала.
— Поскольку приход ребенка в мир — событие травматичное, неудивительно, что в основе формирующегося характера лежит глубокая тоска, что-то вроде иррационального страха. Никто не знает, в чем причина этого. Некоторые считают, что ребенок бессознательно интерпретирует сепарацию с матерью как наказание, как следствие его неидеальности, к исправлению которой он будет стремиться всю жизнь. Но пока это лишь гипотеза, в такой тонкой сфере невозможно говорить о чем-то с уверенностью. Как бы то ни было, каждый характер строится вокруг присущей ему иллюзии. Эта тоска является стержнем, на который наслаиваются особенности, достоинства и недостатки человека.
Фирмен замолчал. Я долго всматривалась в него, прежде чем открыть рот. Он даже не пытался оправдываться. Казалось, ему и правда не в чем было себя упрекнуть.
— Значит, ваши слова на записи — это одна из тех иллюзий? И вы встроили ее в мой характер?
Он кивнул.
— А в предыдущие разы были другие иллюзии?
— Существует девять типов характера. У каждого свой стержень.
— Меня бесит сама мысль о том, что вы запрограммировали меня на такую гадость.
— Заместив ту, что была у вас до этого…
— У меня нет оснований верить вам.
Он пожал плечами и глубоко вздохнул, как бы показывая, что он тут ни при чем.
— Однако это так.
Я чувствовала себя птицей, запертой в клетке. У меня отобрали остатки свободы.
— Уберите это! Уберите все страхи, тревоги и иллюзии, из-за которых я страдаю.
Он грустно улыбнулся:
— Их гораздо проще заменить, чем убрать…
— Я не хочу никакого страдания в глубине души. Я хочу… чтобы внутри ничего не было прописано. Я хочу сама выбирать, во что верить, чего бояться и о чем тревожиться.
— Мы не выбираем, во что верить, чего бояться и о чем тревожиться.
— Тогда я хочу бояться только того, что реально происходит в моей жизни, а не идти на поводу у дурацких иллюзий.
— Не иметь иллюзий значит не быть личностью. Мы уже говорили об этом.
Я поймала его на слове:
— Отлично. В таком случае я согласна не быть ею.
Мне показалось, что слова эхом отразились от стен комнаты.
Фирмен снова выпил воды и остался сидеть со стаканом в руках.
— У меня недостаточно власти, чтобы сделать это.
— А у кого ее достаточно?
Он взял паузу, затем торжественно изрек:
— У вас.
— В смысле?
— Только вы можете это сделать.
Этот человек издевался надо мной. Он преследовал какую-то тайную цель, а я даже не представляла, какую именно. И конечно, он не собирался удовлетворять мои желания. Он вел свою игру, а я не знала ни правил, ни конечной цели.
В тот момент мной владело два желания: освободиться от тошнотворной иллюзии, на которую он меня в очередной раз запрограммировал, и проникнуть в тайну его игры, в секретную схему характеров. Чувствовать себя марионеткой в чужих руках было совершенно невыносимо.
— Скажите, какие еще остались характеры.
— Вы прекрасно знаете, что данная информация доступна только членам братства. Единственное, что я могу сделать, — дать вам характер номер восемь, предпоследний в нашей классификации. На этом мы остановимся.
— А чтобы войти в братство, нужно дать клятву всю свою жизнь два раза в неделю встречаться с каким-нибудь новичком, так ведь?
— Только до восьмидесяти лет.
— Учитывая, что средняя продолжительность жизни женщины семьдесят пять лет, этому новичку придется сопровождать меня. На кладбище.
Он улыбнулся.
Как быть? Мне плохо удавалось держать слово, особенно в последние сутки. При мысли о том, что до конца дней мне придется два вечера в неделю сидеть и разговаривать с какими-то людьми, меня передернуло. Это было чересчур. Оставалось не так много вариантов — например, попробовать характер номер восемь. Но что делать, если он мне не понравится? Я ведь не смогу вернуться обратно. Слишком рискованно.
Ситуация сложилась непростая. Мне предстояло принять решение, изменить которое не представлялось возможным. От него зависело, как я буду жить дальше, какой ход примут мои мысли, что я буду чувствовать, как реагировать, какие отношения строить… всю жизнь! Я очень боялась страданий, которые, вполне вероятно, принесет новый, незнакомый мне характер. Да, теперь я знала, что у каждого свои сложности, но некоторые из них казались не такими уж неприятными. Вот, скажем, нынешний характер. У него есть свои недостатки, но он с лихвой компенсирует их оптимизмом и ощущением беззаботности, которые я так ценила.
— Я приняла решение.
— Да?
— Я оставлю себе этот характер.
21
Сэм остановил скутер на обочине проселочной дороге, петлявшей вверх и вниз по горе, время от времени открывая чудесный вид на озеро. В кармане безостановочно вибрировал телефон.
— Есть информация о пианисте, — выпалила Дженнифер.
Сэм заглушил мотор:
— Он жив?
Дженнифер прыснула:
— Видимо, ирландский виски — превосходный консервант.
— Отлично! Где он?
— Живет в Сан-Франциско.