– Сначала говорили о Диснее, теперь ты мне Гарри Поттера читаешь. Тоже мне, взрослые люди, – сказал Эмметт, рассмеявшись одним быстрым «ха», и оглянулся на нее через плечо. Пока он мыл посуду, в раковине шумела вода. Он снял с себя рубашку и остался в своей белой футболке. Она была чистой и точно по размеру, сзади просматривались лопатки, которые сияли ангельской белизной и были похожи на две невысокие заснеженные вершины.
Талли сидела на полу, скрестив ноги, пила чай. Открыв книгу, она начала читать. Ей приходилось повышать голос, чтобы ему было слышно сквозь шум дождя, льющейся из крана воды, дробленый звон сияющей посуды.
Покончив с загрузкой посудомойки и вручную вымыв сковороду и кастрюлю, он перекинул полотенце через плечо.
– Ну теперь я этим проникся, – сказал он, указав на книгу в твердой обложке у нее на коленях.
– Наверное, я слишком стара, чтобы их любить? Детей у меня нет. Так что никаких оправданий, – сникнув, сказала она. Ее по-прежнему смущала мысль о том, как подвел ее организм. Прошло довольно много времени, прежде чем она перестала винить в этом себя. Она концентрировала внимание на положительном, на возможностях. Она не заходила на сайты по усыновлению со среды, но обязательно заглянет в понедельник, пощелкает по страничкам и помечтает.
– Ну у меня тоже детей нет, и мне понравилось слушать твое чтение. Так что спасибо, – мягко сказал Эмметт.
Талли еще полистала книгу, потом закрыла ее и отложила.
– Так ты сказал родным, что уезжаешь? – спросила она.
– Нет. И если они получили письмо сегодня, то подумают, что я умер. Если сегодня не получили, то пока волноваться не начали, – сказал он и вытер и без того уже сухие руки.
– Они не пытались тебе звонить или писать?
– Телефон новый. Я не хотел, чтобы у кого-то был номер. Полный разрыв.
Талли хотела спросить его о детстве, еще спросить о семье. Но когда он закончил отвечать, ей было больше от него ничего не добиться. Она ушла к себе, забила в Гугл слова «Кристина, Клементина и некролог» и получила несколько результатов за прошлые годы, ни один из которых не упоминал Эмметта, да и возрасты не соответствовали. Слишком старые или слишком молодые, чтобы быть его женой. Она попробовала слова «Клементина и мужчина и пропал» и нашла лишь старые оповещения о пропавших без вести. Она понимала, что только потеряет время, ища Хантера. Интернет не помогал. Она сходила в туалет, помыла руки и вернулась к кухне.
– Эмметт, если бы ты дал мне информацию, я могла бы выйти на связь с твоими родными. Это могло бы помочь? Если ты сам не хочешь… я могу это сделать за тебя, – сказала она.
– Ни в коем случае, – сказал он, и снова его взгляд помрачнел. Дождь теперь пошел косой – он с силой бил по окнам, как в фильмах ужасов.
Эмметт
Довольно большой кусок души Эмметта был обмотан колючей проволокой. Расчлененность – вот что помогало ему жить «после». Вспоминать «Красавицу и чудовище», слушать, как Талли читает из «Гарри Поттера» – все это, как нож для вскрытия писем, аккуратно взрезало его нутро, отгибало края, расшивало. Его слезы в присутствии Талли были лишь проблеском стоящей за ними истории, они, будто крошечное светло-голубое острие, сверкнули из черной как смоль пропасти.
Он взглянул на Талли, чуть улыбнулся, и, оставив ее там же, возле кухни, смотреть на бьющий по окну дождь и извинившись, с рюкзаком и телефоном отправился в ванную. Он не ответил на письмо Джоэла, когда сидел на парковке продуктового магазина, так как не хотел, чтобы тот подумал, что отчаявшаяся Талли только и делала, что ждала его ответа. Она была занятой женщиной.
Он закрылся в ванной и встал, прислонившись спиной к двери.