Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

Впервые зачёты рабочих дней были введены постановлением Народного Комиссариата юстиции РСФСР от 4 декабря 1919 года. Заключённым из числа трудящихся два дня работы засчитывали за три дня отбывания наказания. Это положение вошло позже в Исправительно-трудовой кодекс 1924 года: «Проявление заключённым из среды трудящихся особо продуктивного труда и приобретение им профессиональных знаний… поощряются… зачётом двух дней работ за три дня срока». При этом постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 26 февраля 1928 года предлагает «в отношении классовых врагов допускать досрочное освобождение лишь в исключительных случаях». Однако на переломе 1920-1930-х годов происходит становление неформального воровского закона, согласно которому профессиональные уголовники не имели права трудиться ни в лагерях, ни на воле. Власть столкнулась с массовым отказом от работы, что оказалось для неё неожиданным и неприятным сюрпризом.

Нарком Генрих Ягода в январе 1931 года утверждает временное положение о зачёте рабочих дней заключённым, содержащимся в исправительно-трудовых лагерях, на основе которого ГУЛАГ ОГПУ утвердил 22 ноября специальную «Инструкцию по зачёту рабочих дней». Согласно этому документу, зачёты могли применяться ко всем заключённым — независимо от того, за что они судимы и какой срок получили. Но всё же принцип классового подхода не был забыт. Зачёт по первой категории — три дня работы за четыре дня срока — применялся в отношении заключённых, принадлежавших к классу трудящихся и к социально близким группам населения СССР (бывшие рабочие, крестьяне, служащие, кустари, ремесленники). Зачёт по второй категории — четыре дня работы за пять дней срока — производился по отношению к остальным группам заключённых. Ударникам производства, то есть тем, кто постоянно и существенно перевыполнял нормы, зачитывались даже два дня работы за три дня срока.

С 1 января 1935 года (через месяц после убийства в Ленинграде Сергея Мироновича Кирова) вступило в действие новое положение о зачёте рабочих дней. Оно было значительно жёстче по отношению к «контрикам». Зачёт ставился в прямую зависимость от характера преступления, социального положения заключённого и пр. Осуждённым за контрреволюционную деятельность, т. е. шпионаж, терроризм, диверсии, измену Родине и т. п., начисление зачётов допускалось только с разрешения ГУЛАГа НКВД в каждом отдельном случае: шесть дней срока наказания за пять дней работы. Священник Игорь Затолокин в очерке «Искитимский лагерь» пишет: «Зачёт в 45 дней стал присуждаться только “соцблизким” бытовикам; зачёт в 30 дней стал даваться политическим с лёгким пунктом обвинения, а на долю политических, обвинённых в шпионаже, диверсии и терроре, остался зачёт в 18 дней за квартал».

Существовало множество причин, по которым зачёты к заключённым не применялись: «промот» казённой одежды, повреждение инструментов, нахождение в штрафном изоляторе и т. д. В то же время на особо тяжёлых работах существовала особо льготная система зачёта рабочих дней. Так, в приказе НКВД СССР № 241 от 1 августа 1935 года указывалось: «В лагерях, особо отдалённых, находящихся в тяжёлых природных и климатических условиях, ведущих строительство государственного значения (Бамлаг, Севвостлаг, Вайгач, отдельные подразделения Дальлага и Ухты), применяется сверхударный зачёт, за 1 день работы — 2 дня срока, что сокращает срок наполовину, т. е. за один календарный год считается два года».

Эти меры служили серьёзными стимулами для многих колымских лагерников. В начальный период деятельности Дальстроя система зачётов позволяла заключённым сократить сроки наказания в полтора-два раза. Для них были установлены нормы выработки «на основе единых всесоюзных норм с соответствующими поправочными коэффициентами». По итогам 1935 года зачёты имели 72 % заключённых. Однако затем нормы для зэков стали резко увеличивать. В 1936 году (когда нормы выработки подняли на треть) среди лагерников насчитывалось уже 58 % «зачётников». Но даже в этих условиях, как отмечалось в отчёте Дальстроя за 1936 год, 20 % заключённых являлись «стахановцами» и выполняли нормы на 150 %, а около 40 % были «ударниками» — регулярно выполняли задания. Однако от 30 до 50 % лагерников с повышенными нормами не справлялись.

Вместе с тем, как указывает ряд исследователей, возможность существенного сокращения срока, помимо «текучести» арестантов, вела к припискам и даже коррупции, о чём начальник лагерей железнодорожного строительства Натан Френкель доложил в 1939 году Берии. По некоторым сведениям, именно в эти годы зарождается будущее «сучье» движение в воровском мире, а часть воров, не работая реально, между тем числится в бригадах и даже попадает в число «ударников» посредством запугивания и подкупа нарядчиков. Некоторые авторитетные блатари даже формально занимают должности бригадиров. Так что бардак с начислением зачётов рабочих мест, конечно, имел место.