Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

В конце концов, одних зэков оставляли на месте, других в тот же день ЗИСы развозили по колымским лагерям — каторжный Берлаг, штрафные, общие. В каждый грузовик сажали по 25 человек — по пять человек в ряду, на корточки. Впереди на кузове стоял щит, за которым становились с автоматами или винтовками три охранника. Четвёртый, старший вохровец, усаживался рядом с водителем… Путь от Магадана до конечного пункта назначения занимал до нескольких суток… Случались и многодневные пешие этапы… По самым труднодоступным лагерным пунктам зэков развозили даже на самолётах “Дуглас”».

Этот рынок рабов определял дальнейшую судьбу заключённого. От того, куда зэк попадал, зависело, сколько он протянет.

Самое страшное — золотые прииски и рудники, где было сосредоточено 90 % лагерного населения Колымы. Промышленная добыча золота на Колыме сопряжена с особой сложностью. Золотосодержащие пески залегают на глубинах от 2–3 до 10–20 метров. Чтобы добраться до них, требовалось вручную или с помощью взрывчатки снять верхние «пустые» слои. При этом работы велись в условиях вечной мерзлоты: «Даже летом на глубинах свыше метра “песок” — такая же твёрдая порода, как и гранит. Забойщики киркой отделяли её от основной массы и грузили лопатами на одноколёсные тачки, после чего подвозили к подъёмнику. Поднятый наверх грунт вновь тачками свозили к бутаре, или промприбору, мощной струёй воды отделявшей золото от породы… Никаких скидок на состояние здоровья не существовало. Если до 1937 года при отборе на Колыму заключённые проходили более или менее серьёзный медосмотр, благодаря чему в колымские лагеря не отправляли откровенно больных, то с началом “большого террора” и национальных операций для всей пятьдесят восьмой были сняты все ограничения, как по состоянию здоровья, так и по возрасту».

Шаламов рассказывал в письме Солженицыну: «На золоте рабочий день был летом четырнадцать часов… Летом не было никаких выходных дней… “Списочный состав” каждой забойной бригады менялся в течение золотого сезона несколько раз — “людские отходы” извергались — палками, прикладами, тычками, голодом, холодом — из забоя — в больницу, под сопку, в инвалидные лагеря. На смену им бросали новичков из-за моря, с “этапа” без всяких ограничений. Выполнение плана по золоту обеспечивалось любой ценой… Золото, золотые прииски — это главное, ради чего Колыма существует… Попасть на золото значило попасть в могилу».

Александр Бирюков в этой связи приводит редкий куплет песни «Я помню тот Ванинский порт»:

Сто тонн золотишка за годДаёт криминальная трасса.

А в год там пускают в расходСто тонн человечьего мяса.

Те же строки цитирует Вадим Туманов в своих мемуарах. Конечно, ста тонн золота в год Колыма не давала никогда, да и с человечьим мясом явное преувеличение. Но сам принцип — не жалеть лагерников для выполнения постоянно растущих планов — отражён верно.

Впрочем, были на Колыме места не столь гибельные. Примечательную раскладку даёт Варлам Шаламов:

«Второе по величине управление — дорожное. Центральная “трасса” Колымы — около 2000 километров. Эта дорога имеет десятки ответвлений, подъездных путей к приискам, морским портам и полярным аэродромам… Работа в дорожных управлениях неизмеримо легче работы на золоте…

Кроме дорожного управления, на Колыме существует угольное управление (Дальстройуголь), где на отдельных шахтах в разных местах Колымы живут и работают люди опять-таки по-своему, по-угольному, а не по-золотому. Неизмеримо легче золотого. Есть речное управление — обслуга пароходства на Колыме и Индигирке. Там был вообще рай. Есть геологоразведочные управления (так называемые ГРУ), где только живут многочисленные расконвоированные с “сухим пайком”. Там… в глухих разведочных закоулках иногда, когда нет наблюдающего стукаческого ока и власти центральных инструкций, — люди и остаются людьми.

Есть управление “второго металла”, оловянный рудник касситерита, руды, которую все зовут “костерит”. Есть управления секретные, где заключённые получают зачёты семь дней за день. Это относится к урану, к танталу, к вольфраму. Заключённых на этих предприятиях мало…

Есть управления совхозов, где заключённые живут дольше, какими бы слабыми они туда ни попали, — там, как и в Мариинских лагерях, всегда находится что-то такое, что можно есть, — зёрна пшеницы, свёкла, картофель, капуста. Попадающие туда считают (и справедливо) себя счастливыми, в управления совхозов входят и большие рыбалки на всём Охотском побережье…

Есть управление автохозяйства, очень большое, со своими мастерскими, автобазами не меньше тысячи машин, работающих день и ночь, зиму и лето. Заключённых там очень много. И шофера, и автослесари и т. д.

Есть управления подсобными предприятиями — всевозможными мастерскими “пошива”, отнюдь не “индпошива”… сколько надо рабочих, чтобы шить беспрерывно (а главное, беспрерывно чинить) известные лагерные “бурки” из старых брюк и телогреек.