Я садовником родился

– Про какого еще маньяка?

– Который ее преследовал?

– Никто ее не преследовал.

– Что, разве она не нервничала?

– Нет, представьте себе!

– А когда вы ее видели в последний раз?

– Незадолго до того, как убили Лилю. Потому что Вика стала устраивать сцены по поводу тех денег, что я тратил на Марго. Конечно, она не знала, куда уходят эти средства. Но я испугался. Очень испугался. И ходить к Марго перестал. А потом началось это. Их всех стали убивать, – прошептал Воробьев.

– Как выглядел тот мужчина?

– Да зачем вам?

– Как?

– Обычно. Как мужчина. Я плохо вижу.

– Волосы темные, светлые? – спросил Алексей, припоминая, что одноклассник Марго Коля Суханов был ярким блондином.

– Темные. Молодой, я же вам говорю. Я видел-то его всего один раз. В воскресенье. Вика в магазин уехала с девочками, ну я и… А его увидел – сказал, что за солью зашел. По-соседски. Мол, не охота из-за пустяка в магазин бежать. Соврал, да. Чтобы не мешать. Я же понимаю, что она зарабатывала, как и чем могла. Потому и сам деньги давал. Это было ее личное время, а она его на меня тратила. На мои жалобы. Да, вспомнил. Когда я сказал, что зашел за солью, Марго послала меня на кухню. Мол, там, на столе солонка. Я вошел, а рядом с ней какой-то предмет. Я же близорукий. Ну, взял, машинально в руки, глянул.

– И что это было?

– Карточка с булавкой. Чтобы пришпиливать к одежде. Как у продавцов. Забыл, как называется.

– Бэйдж.

– Что? Да, наверное. Я машинально поднес его к глазам. Прочитал фамилию, она была крупными буквами написана, и положил обратно. Потом отсыпал для виду немного соли и ушел.

– Что за фамилия? – напряженно спросил Алексей.

– Шипов. Имени не помню.

– Должность, место работы?

– Остальные буквы были гораздо мельче. Я не стал их разбирать. Зачем? Вы извините, но… Мне пора. Оленька осталась с младшей дочкой одна, а меня еще и Анашкин ждет.

– Документы.

– Что?

– Дайте мне документы.

Воробьев послушно полез в карман. Алексей взял у него бумаги, порвал их пополам, еще раз и еще, потом смял и бросил в корзину с мусором. Встал со словами:

– Все. Пойдемте.

– Вы хороший человек, – с чувством произнес Воробьев, тоже поднимаясь из-за стола. – Ведь я и сам переживаю. Я просто пытаюсь быть мужчиной. Как хотела Вика. Я…

– Для этого не надо вымогательством заниматься.

– А что надо?

– Не знаю. Нет человека, который собой доволен. Я, например, тоже хочу быть настоящим мужчиной, а поступаю иногда по-детски. Выращивайте лучше свои цветы, Петр Александрович.

Когда переходили дорогу, Алексей придержал Воробьева за локоть:

– Осторожно! И вообще, Петр Александрович: очки надо носить.

– Да-да, – рассеянно откликнулся тот.

– Где вас ждет Анашкин? Он вам когда звонил? Сегодня? И где встречу назначил?

– У нашего дома. Он в машине должен сидеть.

– Я пойду вперед, а вы подождите минуты три. Не нужно, чтобы он нас видел вместе.

Алексей заспешил к дому.

– Спасибо! – крикнул ему вслед Воробьев. – Не знаю, как вас зовут, но спасибо!

«А вдруг это все-таки он?» – мелькнула запоздалая мысль. Но очень уж Петр Александрович был убедителен.

…все цветы мне надоели

Может, я просто устал? Не могу понять логику преступника. Нельзя быть коммерческим директором крупной фирмы и одновременно вести частное расследование. Сам же не выносил самодеятельности и многих ругал за это. Сыщиков доморощенных на дух не переносил. И вот на тебе – влез. Снова влез не в свое дело.

Цикламен. В масть или не в масть? Цветок ведь. А я его отпустил. Да еще подсказал, как поступить. А если все-таки он? Нет, не может быть! Петр Александрович Воробьев – убийца. Но – цикламен!

У меня в голове все смешалось. Кредиты, проценты, падение прибыли, прирост прибыли, целлофановые пакты с подсолнухами, женские туфли тридцать девятого размера, цветы…

Цветы… Где бы найти время, чтобы почитать эту книжку? Он снял с убитой женщины ботинки и опустил ее голые ноги в воду. Почему-то только у одной. У Лилии. Или просто вода оказалась поблизости? А в других случаях ее не было. А как же Маргарита? Рядом была лужа. Но ее он не разул. Определенно, он как-то связан с цветоводством. И в голове у него все перемешалось.

– Леша, опять ты ходишь зимой без шапки!

– Леша!

– Ты заболеешь!

Сколько времени я не болел? Год, два? Пандемия гриппа. Все уже переболели. И Сережка, и Ксюша. И Барышев… Нет, Барышев не болел. Он ничем не болеет. Никогда. Здоровый, черт! А ведь в Москве эпидемия. То есть пандемия. А, В или С? Каким-то я уже болел. Температура под сорок, голова чугунная, нос заложен, в ушах словно вата. Пусть это будет А. Сейчас в Москве свирепствует А.

– Леша, ты опять ходишь зимой без шапки!

Уже не хожу. Лежу под одеялом и глотаю что-то обжигающее из чашки. А мне ведь рано вставать.

– Никуда ты не пойдешь.

– Кыш! Налетели, пернатые!

– Кто, Леша?

– Комары. Пи-пи-пи…

– У тебя бред. Ты посмотри на градусник! Тридцать девять и девять!

– Сашенька, я умру?

– Я вызову врача. Тебе сделают укол.