Я тебя не отпущу…

А через некоторое время уже другой доктор — темноволосая женщина лет сорока, появляется вместе аппаратом УЗИ на колесиках. И я мысленно дивлюсь местному сервису, так как думала, что мне придется, как-то ковылять до кабинета УЗИ, а тут надо же, аппарат сам пришел ко мне…

Женщина объясняет мне, что она местный гинеколог и далее по всем вопросам касающимся моей беременности и её прерывания, я буду общаться именно с ней.

После обследования, и еле виднеющейся точки, которую я так толком и не рассмотрела, она задает мне кучу стандартных вопросов, спрашивает о названии препарата, который мне выписывала моя гинеколог, последних месячных, самочувствии и сообщает о том, что завтра с утра мне надлежит сдать на голодный желудок еще кучу дополнительных анализов, и только лишь тогда она даст мне свои рекомендации по поводу прерывания беременности.

После того, как она покидает палату, я чувствую себя, как выжатый лимон. Моя женская сущность и все инстинкты вдруг начинают восставать против аборта, а эгоистичная часть натуры, так вообще пищит дурным голосом: «Хоть под старость лет не одна останешься! Дочка все равно уже выросла».

Но я тут же душу все эти малодушные мысли на корню. По моему мнению дети в этот мир должны приходить в благополучные и полные семьи. Где их любят и ждут оба родителя, готовые, как минимум за год, до их зачатия. А не вот так с бухты барахты… Да и обрекать на жалкое существование своего ребенка, в случае какой-нибудь патологии, мне совершенно не хочется. Я уже стара, мне будет тридцать восемь, когда родится мой ребенок. А если у меня что-то со здоровьем произойдет? Кто будет о нем заботиться, если не получится это делать у меня? Складывать ответственность на дочь, я не собираюсь. У неё своя жизнь впереди, и нарушать её планы я не буду.

Вот если бы все сложись иначе, если бы Антон…

Но я не даю себе закончить эту мысль, яростно обрывая себя, потому что в груди опять начинает нарастать болезненный ком.

И чтобы не пойти на попятную, вслух сама себе говорю:

— Нет, однозначно — аборт!

Остальная часть дня проходит для меня в мучительном ожидании следующего. От нечего делать проверяю свою сумочку. Из нее ничего не пропало, кое-какие наличные, карточки, документы — все на месте, даже тот телефон, что оставил мне Антон, правда он разрядился. И хорошо, ведь включать его я пока не хочу, Берцев наверняка будет названивать и нервировать меня. Очень надеюсь, что этот урод не будет беспокоить Наташу…

После обеда, я даже умудряюсь немного поспать, а к вечеру спокойно передвигаюсь по палате, без желания поцеловаться с паркетом. Хотя слабость в организме все еще ощущается.

Перед сном медсестра приносит мне кучу таблеток, но спросив у неё, что это за препараты, и узнав, что это по большей части — снотворное, я почему-то, так и не могу их выпить.

Инстинктивно я уже защищаю своего ребенка, и от этого на душе становилось неуютно и холодно.

Долбанное подсознание твердит о судьбе, роке, а еще душе, что уже возможно пришла в этот мир, и прочей религиозной фигне, к которой я всегда относилась очень скептично, и в жизни по собственной воле не ходила по храмам, разве что свечки для маминых ритуалов покупала, да, когда меня бабушка решила по крестить, но я тогда совсем крохой была и ничего не понимала. С детства воспитанная матерью-ведьмой, я не верила в бога. Мама и сама в него никогда не верила, однако, все ритуалы, связанные с церковными праздниками, любила исполнять, правда на свой манер. К её ворожбе, гаданиям, и прочим глупостям, я тоже относилась скептически. А к людям, которые обращались к ней за не особо нормальными вещами — типа приворожить мужчину, или и того хуже — навесить какое-нибудь проклятье, как к душевно больным.

И все эти мысли бесконечно кружатся в моей бедовой голове, заставляя все сильнее и сильнее погружаться в глухое отчаянье.

На следующее утро, моё состояние вновь ухудшается. Как я умудряюсь добежать до унитаза, сама поражаюсь. Вот только вернуться обратно в постель, сил уже нет, потому и валяюсь на полу минут тридцать, сжавшись в позе эмбриона, обхватив от холода свои плечи руками, до тех пор, пока в палате не появляется медсестра, и с оханьем и причитанием, а также с помощью санитара, меня не возвращают в кровать.

— Прерывание беременности пока отменяется, — безапелляционно сообщает мне Виталий Дмитриевич — мой врач. — До тех пор, пока вам не станет лучше.

— Это же обыкновенный токсикоз, может мне вообще не станет лучше… — вяло рассуждаю я.

— Не совсем, у вас давление опять упало, и шумы в сердце мне ваши не нравятся, надо более тщательное обследование сделать, и если сейчас мы начнем хоть какое-то вмешательство в ваш организм, то можем только усугубить ваше состояние. Для вас сейчас важен покой, хорошее качественное питание, и крепкий здоровый сон. У вас еще много времени — целых десять недель, чтобы сделать аборт, поэтому не торопитесь, восстанавливаетесь.

Легко сказать, да трудно сделать, ведь с каждым часом, думать об аборте, становится все сложнее и сложнее.