Двадцать девятая глава
Рождество в доме Риджмонтов мало чем отличалось от Рождества где-либо еще. Это единственное время в году, когда мои родители покупают много вещей. Большинство подарков приобретались на распродажах после прошлого Рождества. Чарли этого не замечала, а мне было абсолютно все равно, потому что наибольшую часть покупок составляла одежда, а если она тебе впору, то и хорошо. Наши подарки, Чарли и мой, появлялись под елкой с открытками от Санты.
Каждый год в Сочельник Чарли и я отправляли маму и папу ужинать вдвоем, удостоверяясь, что они пойдут туда, где действительно хорошо поедят и славно проведут время. Папа будет счастлив, а мама не будет донимать меня наставлениями.
По моей просьбе мама купила ингредиенты для торта «Черный лес». Чарли малость увлеклась поеданием вишен, пока пирог еще находился в духовке, но, к счастью, у нас осталось еще достаточно, чтобы украсить верхний корж. Торт выглядел восхитительно и гарантировал стопроцентное отсутствие ядов и «жучков», которые так волновали меня.
Иногда мне казалось, что подобное, ничем не омраченное счастье я испытываю только на Рождество. Остальную часть года я считала, что оно предназначено лишь для того, чтобы тратить деньги, толстеть и открывать подарки. Позволять себе удовольствия различного вида. Но когда наконец оно наступает, и теплое, успокаивающее любую боль чувство, пахнущее мятой, вязаной шерстью, камином, мигающее огоньками, спускается к низу твоего живота, и ты лежишь на полу, и весь свет в доме, кроме лампочек на елке, погашен, и слушаешь, как на улице бесшумно падает снег, то тут-то тебе и становится понятна суть Рождества. Это единственное мгновение оправдывает все в этом мире. Не имеет значения, что на самом-то деле в твоей жизни нет ничего хорошего. Сейчас можно притвориться, что это не так.
Главная последующая проблема – извлечь себя из Рождества, потому что когда ты это делаешь, то приходится пересматривать границы между реальностью и воображением.
Я ненавидела это.
После Нового года, за несколько дней до того, как снова начались занятия, я спросила маму, можно ли мне пойти с ней в «Мейджер». Она странно посмотрела на меня, но возражать не стала, а я тем временем упаковала кусок нашего «Черного леса», вторая попытка.
– Майлз работает в «Мейджере». Я хочу посмотреть, сегодня он там или нет.
Чарли настояла на том, чтобы пойти с нами, и когда мы вошли в супермаркет, в одной руке я держала тарелку с куском торта, а другой подталкивала Чарли по направлению к секции деликатесов, а мама тем временем взяла тележку и отправилась за продуктами.
Разумеется, с тех пор, как мне исполнилось семь, я была в «Мейджере» не единожды. Киоск с деликатесами за это время совершенно не изменился, и аквариум с лобстерами находился на том же самом месте, что и прежде. Лобстеры по-прежнему забирались друг на друга в отчаянной попытке обрести свободу.
Я подтолкнула Чарли к аквариуму, и она стала наблюдать за ними так же внимательно, как когда-то это делала я. Единственная разница между нами заключалась в том, что ей вовсе не хотелось освободить их.
Несмотря на толпы покупателей в городе после каникул, здесь было удивительно пусто. Я боялась, что Майлз сегодня не работает, но тут дверь киоска деликатесов открылась, и он вышел к нам.
– Привет! Оказывается, ты здесь!
Майлз застыл словно кот в лучах фар.
– А вы куда направляетесь? – спросил он.
– За покупками, естественно. Не думаешь ли ты, что несколько странно спрашивать об этом покупателей? – Я протянула ему кусок торта. – Надеюсь, ты сможешь где-то это припрятать или сразу же съесть. Считай это дополнительным рождественским подарком. Он называется
Майлз рассмеялся:
–
– Его испекли мы с Чарли. – Я указала плечом на то место, где, жуя черного коня, стояла она.
Майлз нахмурился, глядя через мое плечо. Какое-то мгновение мне казалось, он думает, будто она выглядит как семилетняя я, стоящая рядом с ним у аквариума с лобстерами и обращающаяся к нему с просьбой освободить их. Интересно, он вспомнит тот эпизод, если я спрошу его?
Какая-то часть меня очень боялась удостовериться, что все так и было.
– Поначалу Чарли кажется симпатичной, – сказала я, – но поверь мне, это проходит, когда она объявляет себя папой римским, а ванную комнату – «святым местом».
– Она уже проделывала это? – удивился Майлз.
– О да. Несколько раз. В прошлый раз, когда я захотела принять душ, она всю дорогу вопила о богохульниках.
Майлз снова засмеялся – я почти привыкла к этому звуку. Оглянувшись на Чарли, я поняла, что ее внимание начинает рассеиваться.
– Я, э, пришла сюда проведать тебя, подумала, тебе понравится торт…