Я сказал Гиву-проводнику: «Передай лурам, у меня были счеты только с атабеком Афросиабом-бен-Юсуф шахом, потому, что он умертвил моих воинов, которые ему ничего плохого не делали, я не собирался воевать с лурами Пушт-э Куха, но они составляли войско атабека, и дрались за него и только поэтому между ними и нами произошло сражение, и теперь, когда атабек мой пленник, я им его не отдам и они не сумеют отнять его у меня. Даже если допустить невероятную мысль о том, что у них достаточно сил отнять его у меня, в этом случае я убью его и они получат от меня лишь его труп. Самым разумным для них будет сложить оружие и уйти, ибо я не собираюсь ни брать их в плен, ни взимать с них выкупа. Но если они продолжат сопротивление, в результате чего погибнет еще дополнительное количество моих воинов, то одержав над ними победу, я поступлю согласно законов войны и не освобожу пленных пока не получу выкупа и те, кто не будет в состоянии уплатить его — будут умерщвлены или проданы в рабство, если конечно выпадет такая возможность!»
Гив-проводник передал лурам мои слова и они начали советоваться друг с другом, было видно, что сказанное мною оказало на них воздействие, но один из них с седой бородой, переговорив с окружающими его людьми, сказал, обращаясь ко мне, что-то такое, чего я не понял. Гив пояснил: «Этот человек готов вместе с другими девятью лицами предложить себя в пленники вместо атабека и ты будешь волен казнить их всех при условии, что взамен отпустишь на волю атабека». Я ответил Гиву: «Скажи им, что даже если вместо десяти, окажется тысяча человек из их числа, готовых добровольно принять смерть и отдать себя в мое распоряжение для того, чтобы я казнил их в обмен на свободу атабека, и тогда я не дам ему свободы. В настоящее время атабек серьезно ранен и если он от этого умрет, я выдам им его тело, и они смогут похоронить его, где захотят. Но если он выживет, тогда я увезу его с собой и предам казни в том месте, где он умертвил сто пятьдесят моих воинов, и велю закопать его труп там же, рядом с их могилами, с тем, чтобы души убиенных обрели покой, зная, что они отомщены». После чего я велел Гиву закончить те переговоры, чтобы я знал, то ли они считают разумным сложить оружие и отправляться по своим делам, то ли мне следует истребить их всех до единого.
Луры все колебались, однако видя, что они полностью окружены и нет возможности спастись бегством, а их дальнейшее сопротивление не спасет атабека, сложили оружие и сдались, и я сказал своим военачальникам: «Пропустите их и пусть они идут по домам». Луры отправились домой, в свои горы, война была окончена. Тот осенний день был коротким, вечер наступил быстро и хотя война считалась завершившейся, я назначил дозоры и организовал лагерь таким образом, чтобы нас не застала врасплох какая-либо ночная атака. Я не исключал возможности, что луры, сложившие оружие и отправившиеся восвояси, могут вернуться с оружием в руках.
После захода солнца с гор подул прохладный ветер и несмотря на то, что моя правая нога, как упоминалось, была ушиблена в ходе схватки того дня, я вышел из шатра и подставил свое тело потокам того ветра. Спустя немного времени, появилась полная пятнадцатидневная луна, осветившая поле битвы, которое было усеяно тысячами тел павших людей и животных. Поле битвы в лунном свете казалось бесконечным, при таком освещении число трупов выглядело большим чем на самом деле. Иногда в обширной степи шевелилась тень и я знал, что это двигаются ноги или голова какого-либо раненного и все еще не умершего коня. Такого шевеления не было среди человеческих тел, все они были мертвы, ибо раненных уже унесли с поля боя.
На следующий день мы погребли своих павших в той степи, луры же делали то же самое после нашего ухода, так степь очистилась от людских останков, но не от лошадиных трупов, кости которых будут видны десятки лет спустя, проезжая по той местности люди будут знать, что здесь когда-то произошло большое сражение. Видя тысячи трупов, освещенных лунным светом, я испытал гордость, ибо все убиенные в той битве, в тот день и в той степи, нашли свою гибель по моей воле, не будь на то моя воля, они бы не погибали.