Я. Ты. Мы. Они

Саша, видя, что я все еще слушаю, начинает говорить очень быстро, не давая вставить мне не слова.

— Сам не знаю, когда это началось. Наверное, когда мы купили дом. Тогда же все срочно было, все деньги ушли на Дама и дом. Долги эти, кредиты. Я же тогда буквально жил на работе. Витька, конечно, помог очень сильно, даже партнерство предложил. Но этого все равно было недостаточно. Я поэтому на эти командировки подписался. Да и не только они. Брался вообще за все. Ты никогда не упрекала, но я боялся, что подвожу вас. Бесился, что не могу быть с вами, но и работу бросить не мог, иначе бы… облажался. Это ведь изначально моя идея про дом была.

— Ты тогда…? — спрашиваю я испуганно. Он говорит так быстро, и совсем не о том, что я ждала. От этого пугаюсь. А если он уже тогда мне изменял?

— Что? Да нет же… У меня времени на сон-то было в обрез… Какие там женщины.

Если это должно было меня успокоить, то помогало мало.

— Сколько я в этом варился? Год, два? Пока не выгреб. Помню, проснулся утром однажды, а мне бежать никуда не надо. Сам себе не поверил. А вы ведь тоже на месте не стояли. У меня вдруг оказались взрослые дети. Стас брился и говорил басом. Дамир задвигал какую-то философию. Рома сам ходил по магазинам и выбирал какие-то модные тряпки. Девочки и те делали что-то такое, на что мои малышки еще совсем недавно были не способны. Даже Кирилл. Я вдруг осознал, что совсем не знаю чем он живет. Про Стаса еще помнил, футбол. А Кир? Он уже не гонял свои машинки, и кошек больше домой не тащил.

— Они не могли ждать, пока мы решим все проблемы.

— Не могли, — горько соглашается Саша. — Сначала успокаивал себя, что вернусь сейчас, наверстаю все. Но вы научились жить без меня. И во главе всего этого оказалась ты. Они ведь до сих пор со всем идут к тебе. Мне досталась какая-то декоративная функция — дарить подарки, отвозить в школу, и развлекать по вечерам. Но в ваши проблемы мне ходу не было. Даже ты. Упорно тащила все на себе. Помню, у Ромы поднялась температура. Ты его сразу же повезла к врачу… И мне не позвонила, не сказала ничего. Вечером лишь между словом обмолвилась. Кажется мелочь, но меня тогда реально переклинило.

— Ты был на работе…

— Был! Но, блин, Сань, вы моя семья! Скажи, я тогда хоть раз проигнорировал твой звонок? Хоть раз сказал, что я не могу сейчас разговаривать?

— Я тебя напрягать не хотела.

Вроде как оправдываюсь, но сама не понимаю за что. Я ведь его дурака разгрузить хотела. Он действительно тогда работал как каторжный. Мы могли не видеть его неделями, а когда появлялся, был замученный и вымотанный. Спал сутками. Куда мне было еще вешать на него наши бытовые проблемы? Потом, правда, стало легче, когда за дом расплатились. Когда его именным партнером сделали. Деньги появились, какая-то стабильность обрисовалась.

— Тогда скажи, где в итоге во всем этом мое место оказалось?

— Ты нужен детям, они любят тебя.

— Любят, когда я их в кино веду или пиццей кормлю. Все, моя роль на этом исчерпана.

— Неправда.

— Правда. Например… Возьмем ситуацию со Стасом и футболом. Я даже не беру в расчет то, что вы сами с ним там все решили, и со мной не то, что не обсудили, даже в известность не поставили. Но это еще так, мелочи. Я разговариваю с ним…

— Ты давишь на него…

— Вооот. Ты даже не даешь мне с ним поругаться нормально, это ведь тоже… часть жизни. Приходишь и сглаживаешь все углы. И так во всем, ты меня просто до любых разборок не допускаешь. Документы из школы и те без моего участия…

— Я звонила тебе.

— До или после того, как с директором разругалась?

Ответ мне не нравится, поэтому просто упрямо молчу.

— Ты увезла их сюда, не допустив не единой мысли, что не просто уезжаешь из дома, ты буквально вырвала их из моей жизни. Сама, определяя какие-то дозволенные границы общения. Мол, общайся сколько хочешь, я не мешаю. Но жить мы будем на другом конце страны.

Сашка как-то постепенно заводится. Видимо это все действительно его терзало и мучило. Но я тоже не могу себя сдержать.

— Окей, я поняла! Я — плохая, не даю тебе общаться с детьми. Поэтому ты мне изменил.

— Да не переворачивай ты! Не говорил я этого! — Чернов рычит, кажется, я тоже говорю, на повышенных тонах. Люди начинают оборачиваться на нас, приходится выдохнуть и взять себя в руки.

Какое-то время ничего не говорим. Стараясь осмыслить уже сказанное, но потом Саша продолжает.

— Но тяжелее всего, оказалось, принять то, что я был не нужен тебе.

— Что?! Ты совсем рехнулся?

Последнее утверждение было настолько бредовым, что… что я даже не знаю, что. У меня дар речи пропадает.

— Сань, кормить меня по утрам завтраками и засыпать со мной в одной постели, еще не означает нуждаться во мне. Вспомни, когда мы с тобой в последний раз разговаривали? Просто говорили. Как тогда в юности? Когда по парку гуляли. Ты тогда на все пыхтела, и вечно приходилось с тобой бороться, чтобы хотя бы на улицу вытащить. Но в этом была вся ты, настоящая такая, не скрывающая своих эмоций. А сейчас тебя о чем не спроси, у тебя все хорошо. Есть я в твоей жизни или нет. Да-да, знаю, не хотела меня грузить, помню.